– До свидания, Франсуа. Было приятно познакомиться. Приезжай к нам в Меридор. Мы будем рады. И я покажу тебе отличное место для засады!
Франсуа поклонился и улыбнулся мне на прощание.
Из бальной залы доносилась музыка. Видимо, гости еще танцевали. Мы прощались с хозяевами в парадной гостиной. Вокруг нас прохаживались нарядные пары. Сновали слуги, разнося мороженное и прохладительные напитки.
– Ну что, Жанна? Как тебе бал? Понравился? – маркиз был серьезен, но глаза его смеялись.
Я замялась. Ну, как бы ему объяснить, что танцы меня совсем не интересуют, да и танцевать я попросту не умею.
– Дело в том, что как раз тогда, когда я уже почти собралась пойти потанцевать, я зашла в картинную галерею…
Совсем близко кто-то закашлялся. Я повернула голову и увидела виконта под руку с дамой. Другой дамой. Не Генриеттой. Бедняга подавился лимонадом.
Вот он, момент триумфа!
Я взяла маркиза за руку и прижалась к его боку.
– Понимаешь, крестный… – при этих словах виконт почти задохнулся, и дама принялась обмахивать его своим веером. – Галерея оказалась такой большой, а в ней – столько всего интересного, что я потратила очень много времени, пока все разглядела.
– И что же? Было ли там что-то, что понравилась тебе больше остального?
Виконт смотрел на меня, не мигая, и я храбро выдержала этот взгляд, упиваясь ощущением полнейшей безнаказанности.
– Да, крестный, – я выдержала маленькую паузу и отвернулась, наконец, от виконта. – Больше всего мне понравилась картина, на которой король Генрих IV вручает Вашему предку маркизу де Ла Руэри награду за доблесть. Теперь я знаю, откуда у Вас эта замечательная шпага!
Мы вернулись в Меридор.
Всю дорогу домой я была так молчалива, что папа забеспокоился. А я просто вспоминала события прошедшего дня. И великолепный замок. И моего нового друга. И моего нового врага.
Я вспоминала светлые глаза, оказавшиеся так близко и изучавшие меня с холодным любопытством, как какое-нибудь насекомое.
Он назвал меня замухрышкой. Неужели это правда? Странное дело, «уродец» – эпитет, которым наградила меня тупая Генриетта, – был совсем не так обиден, как его «замухрышка».
– Папа, скажи, я вправду замухрышка?
Отец заморгал часто-часто и с недоумением воззрился на меня.
– Как тебе такое могло придти в голову? С чего ты взяла?
Я молчала, начиная краснеть.
– Та-а-ак… Похоже, кто-то тебя обидел. И кто же этот негодяй? Уж не твой ли новый приятель?
– Франсуа? Да ты что! Нет, конечно! Это не он, – тут я запнулась. Отец продолжал внимательно смотреть на меня. – Ну, в общем… Понимаешь… Короче говоря…
Я окончательно смутилась и почувствовала, что на глазах выступили слезы.
Отец обнял меня и прижал к себе.
– Девочка моя, однажды ты проснешься, подойдешь к зеркалу и увидишь в нем красавицу. Такую же, какой была твоя мать. А она