– Боже! – тётя устремилась на кухню. – Я же готовлю утку с яблоками! Подожди минуту…
Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Кружило пространство, её слегка подташнивало.
«Куда подевался твой друг?» – послышался голос тёти. Появилась облизывая ложку в дверях, присела.
– Кажется, что-то получается… Что произошло, скажи? Я вижу, ты не в себе.
– Он уехал.
– Уехал? – тётя захихикала. – Что значит уехал? Куда? Зачем?
– Домой. Так было нужно. Пожалуйста, давайте о чём-нибудь другом.
– Интересный номер. А как же волжский круиз, билеты? – тётя запнулась. – Хорошо, хорошо, молчу!
Ужинали копчёной колбасой, шпротами и сыром: утка оказалась наполовину сырой, наполовину обуглилась, яблоки отсутствовали, тётя впопыхах забыла их положить.
– На Камчатке я для себя ничего не готовила, – оправдывалась разливая по чашкам кофе. – У нас в тресте была хорошая столовая, можно было брать обеды на дом. Очень удобно. Налить тебе сливок?
– Да, пожалуйста.
«Чем будет, господи! до отплытия теплохода двое суток!».
Не могла вообразить, что поплывёт по Волге одна. в таком состоянии. Сдать билеты, вернуться домой? А что толку?
В битве за волжский круиз тётя совершила гражданский подвиг. Потолкавшись в туристских агентствах и осознав полную безнадёгу чего-либо добиться, отправилась в парикмахерскую. Сделала шестимесячную завивку, покрасила ногти («Представляешь, детка? Бабуля из оперетты»), двинулась во всеоружии в министерство морского и речного флота, где, по слухам, работал важной шишкой бывший сослуживец по камчатскому рыбному тресту. Пробилась сквозь строй секретарш в служебный кабинет, заставила шишку вспомнить о знакомстве, а когда тот попробовал деликатно выпроводить её за дверь, объявила, что ляжет сейчас на пороге и пусть её, камчадалку и пенсионерку, разобьёт на его глазах паралич…
– Видела бы ты его физиономию, дитя! – вспоминала об авантюрном визите тётя. – Тут же написал записку в служебную кассу, проводил до лифта… Кстати, очень видный мужчина…
Она думала неотрывно о случившемся в Южном. Что с Офелией: жива, нет? Жаль было соперницу. В любом случае она была частью Валиной жизни, матерью его детей. Разумеется, делала все возможное, чтобы их разлучить. А какая женщина на ее месте вела бы себя иначе? Гадиной, однако, не была, упрекнуть её в низости приёмов казалось несправедливым. Спокойно ведь могла прибегнуть к испытанному методу. Настрочить жалобу библиотечному начальству, направить письма под копирку в нужные инстанции от лица возмущённых соседей. Так, мол, и так, разбивает семейную жизнь, сеет разврат. Непременно бы отреагировали. Вызвали в директорский кабинет на «ковёр», устроили баню, а то, глядишь, и с работы попёрли. Государство ревниво оберегало здоровую советскую семью, безжалостно боролось с «аморалкой»…
После ужина тётя включила телевизор. Изображение прыгало, по