Сыпал за окном мокрый снег, на душе было муторно, тоскливо..
… «смою с себя позорное пятно»…
О том, что он сын кулака, знала на другой день вся группа. На комсомольском собрании курса ему вынесли строгий выговор с занесением в личное дело: «за сокрытие позорного факта биографии», отобрали на период исправления комсомольский билет. Комсоргу группы Валентине Солошенко поручили взять над ним шефство, отчитаться в конце семестра о проделанной работе.
– Помнишь, у Маяковского, Кулинич? – хватала его за руку крепко сбитая, со зрелыми формами Валентина когда они шли после занятий вдоль ограды институтского парка к трамвайной остановке. – «Коммуна наш вождь, велит нам напролом»! – взволнованно принимать читать. – Правда, здорово? – напирала бюстом. – Или вот это: – «Ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь!» Мурашки по коже!
Их обгоняли дружески подталкивая спешившие домой парни и девчата.
– Валентина, не потеряй Кулинича! – закричал кто-то.
Не читанного им никогда Маяковского он ненавидел. Рьяно включившаяся в дело перевоспитания оступившегося сокурсника Солошенко пичкала его к месту и не к месту стихами любимого поэта.
– «Тот свет – буржуям отдых сладкий… – прыгала согреваясь, на ледяном пятачке остановки. – Трамваем «бэ» без пересадки»!
Он мучительно соображал отворачиваясь от ледяного ветра: что бы такое придумать, чтобы не провожать ее до дома. Путного ничего в голову не приходило: полез за ней следом в хвостовой вагон подошедшей «тройки», протиснулся с толпой пассажиров в угол тамбура.
– Ног не чую, – постукивала закаменевшими на морозе валенками Валентина. – Кулинич, обними девушку! Дуба дам!
Засунула руки в карманы его полушубка, жарко дышала в лицо.
Зажатый у стенки он чувствовал прикосновение ее коленей, груди. Уловил на мгновенье взгляд Валентины, косящий, напряженный. Ничего похожего на комсомольскую предводительницу которую побаивались самые крутые ребята группы. Девка и девка.
Вагон наполнялся людьми в заснеженных бушлатах и ватниках, их теснили в угол, прижимали друг к другу. В какой-то момент он почувствовал: голова Валентины в вязаном берете лежит у него на плече. Осторожно, стараясь ее не потревожить, повернулся боком к окну. Соскребал ногтем хрустящую наледь, смотрел напряженно в хороводившую за стеклом снежную круговерть…
Над деревенским его отношением к девушкам однокурсники подсмеивались. Говорили, что пора выбросить из головы мещанское понятие «любовь», взять на вооружение коммунистическую мораль ведущую к подлинному равенству полов. Удовлетворить физическую потребность товарища по борьбе, объясняли, все равно, что поделиться с голодным пайкой хлеба. Неважно, парень ты или девушка.
В переполненном зале институтской библиотеки он присутствовал на общественном суде, устроенном над нашумевшим