Гарри густо покраснел.
– Меня зовут Рикс, – сказал он, подумав, что, по крайней мере, должен представиться. – Гарри Рикс. Я пойду, если вы не возражаете. Спасибо за виски, – обратился он к Уингейту. – Приятного вечера.
– Черта с два! – воскликнул Уингейт, делаясь пунцовым и пытаясь подняться. – Ты даже не пригубил виски. В чем дело? Не по вкусу? Черт возьми! Или ты сядешь, или я выйду из себя, сам увидишь!
Взгляды всех посетителей устремились на них.
– Да сядь же ты и заставь его заткнуться! – сердито прошептала Клэр. – Мне не нужна сцена!
Гарри смущенно сел, чувствуя, как его бросило в жар, и Уингейт тут же расплылся в улыбке, похлопав его по плечу.
– Так держать, старина, – сказал он, садясь. – Поболтай с малышкой. Что-то голова разболелась. Извините меня. Развлеки ее, пока я вздремну. – Он вытер лицо носовым платком. – Сказать по правде, я слегка перебрал. Присмотри за ней, а я закрою глаза.
И он действительно закрыл глаза, покачиваясь на стуле так, словно в любую минуту мог отключиться.
Презрительно взглянув на толстяка, Клэр повернулась к нему спиной и оказалась лицом к лицу с Гарри.
– Прости, что так вышло, – тихо сказал Гарри. – Я не думал навязываться. Извини, что встрял. Я вовсе не собирался этого делать.
Она нетерпеливо пожала плечами:
– Все в порядке. Если этот старый дурак не придет в себя сию же секунду, я ухожу. – И она впилась глазами в барную стойку, словно это был единственный достойный ее внимания предмет.
Несмотря на скучающий, угрюмый вид девушки, Гарри все же считал ее восхитительной, и даже столь холодный прием не испортил ему удовольствия сидеть с ней за одним столиком.
– Могу я тебя чем-нибудь угостить? – спросил он, увидев, что ее стакан пуст.
– Нет, спасибо, – ответила Клэр, не глядя на него. – Нет необходимости поддерживать разговор, так что, пожалуйста, не старайся.
– Я и не собирался, – сказал Гарри, слегка рассердившись.
Несколько минут они сидели молча, пока Уингейт тихо похрапывал, покачиваясь на стуле.
Гарри изучал лицо девушки, пытаясь придумать, как пробиться сквозь это скучающее безразличие. Нелепо было сидеть с такой красавицей и ни о чем с ней не разговаривать. Его пристальный взгляд раздражал Клэр, и она резко обернулась, нахмурившись.
– Разве можно так пялиться? – вскинулась она. – Ты совсем не умеешь себя вести?
Гарри улыбнулся.
– Наверное, – сказал он. – Но знаешь, тобой стоит любоваться, а делать здесь все равно больше нечего.
– Ой, замолчи! – сердито ответила она и отвернулась.
Внезапно его осенило, и он тихо, словно размышляя вслух, произнес:
– «Она идет во всей красе – светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены»[3].
Клэр не пошевелилась, не повернулась, но вскоре он услышал сдерживаемый смех.
Ободренный этим, Гарри сказал:
– Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся снова,