Тем временем, спектакль продолжался. И пока он шёл, Солана слышала постоянный шёпот со стороны своего супруга. Если он сидел прямо и смотрел на представление, то его рот на правой щеке говорил голосом знакомых и близких ей людей. С уст его срывались самые обидные вещи, которые девушка слышала от своих любимых – они говорились ей когда-то давно: из злости, обиды, по глупости или от предательства. Её сердце сжималось, когда она слышала эти слова опять, но больнее всего было, когда Синяя Рыба говорил её голосом, напоминая собственные ошибки и низость, до которых она опускалась.
Время от времени Хессер поворачивался к ней лицом, и разговаривал своим передним ртом. Он молвил, что жизнь, которую Солана проживает сейчас, с ним – это лучшее, чего она могла бы для себя желать. Он описывал эту жизнь, как дар, и дар этот ей нужно научиться принимать, ибо жизнь эта – единственная возможная, и другой у неё не будет. Всё, что было до него – лишь ожидание, всё, что будет после – мифическое воспоминание. Он говорил, что все последующие годы жизни будут, так или иначе, сходиться к тем дням, проведённым здесь, под водой, будут сравниваться с ними и… проигрывать. И он был прав. И с этой жизнью нельзя смириться – с ней можно только бороться. Бороться, и побеждать в каждой битве. Бороться, и проиграть в войне. Это судьба. Потому что по окончанию последней битвы именно эта жизнь и будет для Соланы победным призом.
Когда же её супруг наклонялся к столу, то рот на его лбу начинал шевелиться. Девушка в ужасе гадала, что же за гадости на этот раз вырвутся из этих губ, но слова его были безмолвными. И, тем не менее, в сознании рождались депрессия и отчаяние. Солана переставала себя ценить, думала, что она ничтожество, ни на что не способная бестолочь, безвольная тряпка, об которую все всегда вытирали ноги. Ей казалось, что она – грязь на стекле, которую нужно как можно скорее оттереть, что она – гадкая книга, которую давно пора сжечь. В эти минуты ей хотелось встать, остановить спектакль и закричать, чтобы каждый из гостей подошёл к ней и вырвал её прошлое из переполненной муками души, разорвал его или сжёг, подобно письму, не имеющему ни адресата, ни содержания, и пустил остатки по ветру или по морю, чтобы не было никогда человека по имени Солана. Но в самый пик её волнения голова Синей Рыбы поднималась, и отчаяние угасало. Иссякала с ним так же и любая вера в себя.
Как только все спектакли были сыграны, а столы опустели, невесту вывели в центр зала. Ведущие свадьбы стали заставлять её петь. Но она молчала: её скромность, робость