Дежурный по станции, по-прежнему обездвиженный, с героическим мужеством вкушал остатки безумия. Нераспавшиеся изотопы и радиоактивный пепел. Ионизирующее излучение и сейсмические колебания. Зараженные облака, плывущие в соседние земли, и электромагнитный импульс, несущийся по линиям электропередачи. Выведенные из строя компьютеры и стертые данные. Экоцид и гуманитарную катастрофу. Уставшая от беспрестанного обновления субстанция не покончила с собой, хотя и продвинулась в своих попытках еще дальше.
Ира
Аудитория пивного блога Елисея в «Инстаграме» составляла без малого семь тысяч подписчиков – целая крафтовая мини-Вселенная. Профиль «ВКонтакте» такой популярностью похвастать не мог, и список из семидесяти двух друзей на контрасте производил тоскливое впечатление. Как будто Елисей вел две публичные жизни, эпизодически пересекающиеся между собой.
Итак, Елисей Васнецов, 24 года. На аватаре престарелый Клинт Иствуд с чашкой чая. Вроде кадр из какого-то знаменитого фильма. Никакой информации о себе, кроме даты рождения. Никаких записей и репостов. В куцем перечне подписок паблики по географии, психоанализу и Петербургу. Десяток личных фотографий, две из которых совместные с субтильной блондинкой. На первой она в шутку отнимает у Елисея толстенную книгу по эстетике, а на второй они иронично позируют в зимней одежде. У Елисея лицо ниже носа замотано шарфом, а его спутница в красном драповом пальто и черном берете изображает надменную скуку. Кадр смазанный, кривой, будто они заскочили на секунду в кабинку для фотоснимков.
Единственный комментарий оставила Елена Миняева: «И что бы ты делал, не будь рядом такой фотогеничной меня?»
Царапал не столько кокетливый тон, сколько владельческий посыл. Без меня ты беспомощен, мой строптивый звереныш, неужели тебе не ясно?
Ира болезненно воспринимала собственнические поползновения со стороны кого бы то ни было и ужасалась, когда обнаруживала их у себя.
Судя по странице Елены Миняевой, с Елисеем они порвали. Снимки с ним в ее профиле отсутствовали, зато стена в свежих депрессивных заметках свидетельствовала, что кровь буквально сочится из душевных ран петербургской студентки. Она вещала о километрах недосказанной любви и добром чудном завтра, которое искупит испитые чаши страдания.
Читая эти записи, Ира испытала смущение, будто наблюдала за ужимками актера, которому недостает мастерства. Несмотря на примерную грамотность и начитанность, Лена раз за разом пускалась в подростковые умствования, где концентрация избитых абстрактных фраз взлетала до критически высокой отметки и подменяла глубину и внятность посыла. Одни понятия произвольным образом рифмовались с другими. Любовь сплеталась то со счастьем, то с вечностью, то с наказанием, а одиночество приравнивалось