– Э, гражданин, кончай придуриваться! – затрясли за плечо. – Тоже мне, вздумал сознание терять при виде сотрудника органов! Так, а что это у тебя по карманам такое… – раздалось сквозь вату, заложившую плотной пробкой уши. И как-то совсем отстраненно почувствовалось, как опытная ладонь вытаскивает из нагрудного кармана ксерокопии документов, замотанные в целлофановый пакет.
– Ах ты ж, в бога душу мать, через три перехлеста клюзом поперек! – Неожиданно расплывающиеся перед глазами круги сменились песком, и на зубах мелко и противно заскрипели куски ракушек. Прострелило болью заломленную руку. – Шпион!
В сознании, которое все не могло определиться, уходить ему или возвращаться, всплыли некоторые мелкие детали. Типа надписей по-украински в бумагах на лодку или обозначения «ВG-15» на обоих бортах «Прогресса»…
Фима был помешан на станках.
Нет, в детстве ничего не предвещало неприятностей. Как всякий еврейский мальчик из хорошей семьи, он занимался музыкой с трех лет, а шахматами с пяти. И очень примерно себя вел. Воспитательницы в детском саду нахвалиться не могли.
Папа говорил с сыном по-английски, мама на иврите, все бабушки на идиш. И лишь благодаря деду Фима знал русский. К шести годам он бегло читал на трех языках. (Идиш не считаем, кому он нужен в конце двадцатого века? Разве что потом немецкий легче учить.) И на всех трех мог без ошибок написать свою фамилию и адрес. И возвести двадцать пять в куб за время сидения на горшке в детсадовском туалете. Заметим, что Фима жил на улице имени Серго Орджоникидзе и носил фамилию Фридлендер. И то и другое не всякий взрослый напишет без ошибки даже на одном языке.
А поскольку умудренный жизненным опытом папа закономерно боялся, что любимого сына, умненького, но маленького и толстенького, будут бить в школе, Фиме в четыре года пришлось познакомиться с самбо. К великому ужасу мамы: «Учить драться!!! Фима же приличный мальчик! Он же играет на скрипке и будет вторым Давидом Ойстрахом или Ицхаком Перельманом».
Как папе удалось добиться, чтобы четырехлетку приняли в секцию, и как тренер умудрялся работать с ним, без единого спарринг-партнера в хотя бы близкой весовой категории, – тайна, покрытая мраком.
Но уже через два года не только ровесникам, но и пацанам на пару лет старше связываться с Фимой не стоило. Заодно он перестал быть толстеньким, хотя маленьким и умненьким так и остался.
А еще через год первоклассник Фима увидел в кабинете труда сверлильный станок (ручной, еще дореволюционного выпуска, тот самый «Станокъ Феникса»). И пропал для окружающего мира.
Скрипка (Фимочка, тебе же прочат великое будущее, шо ты сибе думаешь?!) была