И держала на руках дитя пригожее,
Но туманное, на призрака похожее,
Что, сияя из бессмертников венцом,
Ручкой мреющей тянулось за яйцом,
Не страшась отнюдь и черепа безглазого.
Уж как вскрикну я: “Кто эти, старче? Сказывай!”
“Это – пращуры твои, – в ответ мне Он, —
Как и всех людей, народов и племен,
По вине их (паче жениной) утратили
Рай они – и волей Правого Карателя
Весь свой род уделу смерти обрекли.
Но минуют сроки скорби для земли:
Силой мудрою и купно чистой – девиной —
Чрез века веков вина сотрется Евина…
То дитя, в мир не рожденное, – Она,
Что бессмертье человекам дать должна.
Череп – тленья знак, яйцо же – воскресения,
Оттого-то и ее к нему влечение,
А кручинных наших праотцев – к ней…
Я ее в купели звездных огней
Окрестил… И особливейше заботятся
Тут о ней Премудрость-Софья с Богородицей”.
Поклонилась Старцу Ева; “В этот час
Должно правнуке оставить нас.
Не возьми за труд, честной Благовестителю,
Снесть ее к твоей излюбленной обители!” —
И янтарноокий Старец взял дитя.
Удалились мы, втроем уже идя.
Во второй раз речку слез бездонно-пенную,
Окружавшую обитель ту блаженную,
Перешли. И не страшился я… А там
Путь наш вился по плавным холмам.
И сильнейшее приятное ухание
Ощутил вдруг я в недальнем расстоянии,
Словно где-то шел душистый сенокос…
После – вижу – от незримых чьих-то кос
Травы падают кругом волной немятою —
Белоснежная ромашка с синей мятою,
Золотой шалфей да алый зверобой —
И ложатся в копны сами собой.
И тому, что были травы всё целебные,
Что кошнина, словно радуга волшебная,
Полосами шла, что был незрим косец, —
Удивился премного я, отец.
Но глядел уж свыше меры изумленно я
Вслед за тем на огороды, разведенные
Под одним из наибольших холмов,
Над которым стая белых голубков
Вилась облаком, воркуя славословяще, —
В огородах тех невиданные овощи
И размера небывалого плоды
Наливались, изумрудно-золоты.
И опять тут, отче, некие Неявные
Поливали эти дыни, главке равные,
Огурцы те, с малый челн величиной,
Или плод, мне неизвестный, – с чешуей.
Над холмом же град в ограде многобашенной,
Бело-выбеленный, голубо-окрашенный,
Возвышался… И вело в тот светлый град
Я не знаю сколько радужных врат!
Близясь к ним, услышал я со мною Бывшего:
“Поясню тебе я нечто из дивившего:
Те незримые, косившие траву,
Смерти ангелы… Им, сыне, наяву
Представать не подобает в месте счастия.
Поливавшие же – ангелы ненастия,
Чье прозрачно естество, как стекло, —
И