Миссия в Ташкент. Фредерик Маршман Бейли

руки. Часто случалось, что группы солдат врывались в тюрьму и расстреливали заключенных, вероятно, случайным образом. Я продолжал думать, что наши солдаты, противостоящие большевикам в Транскаспии, продвигаются к Ташкенту, и таким образом будет меньше затруднений, если я буду свободен и смогу помочь им информацией. Более того, Тредуэл и я считали, что лучше можно благоприятствовать помощи нашему общему делу – борьбе за победу союзников в войне, если один из нас будет свободен, хотя бы даже и находясь на нелегальном положении, чем, если оба будем в тюрьме или под плотным наблюдением. Поэтому я сделал все необходимые приготовления, чтобы моментально исчезнуть, если неблагоприятный для меня ответ из Москвы сделает это целесообразным.

      Я собирался переодеться в австрийскую военную форму, выйти из Ташкента в сумерки – конечно, еще до наступления комендантского часа – и не останавливаясь, пройти ночью десять или пятнадцать миль. Затем я собирался прилечь у дороги, а мой друг Петров должен был поехать утром по этой дороге на повозке и подобрать меня, а затем отвезти меня на метеорологическую станцию, где я мог бы пробыть в безопасности несколько дней и подготовиться к переходу через горы в Фергану и далее в Китай.

      Глава VII

      Я исчезаю

      20 октября я обедал с Тредуэлом в его доме с Ноевыми, когда зазвонил звонок входной двери. Младшая дочь Ноевых открыла дверь и взяла маленькую записку у незнакомой седоволосой пожилой леди. Записка была написана по-английски красными чернилами, в ней сообщалось, что мы все будем снова арестованы, а в конце была малоприятная приписка «Положение Бейли особенно опасно, не исключается и расстрел». Это было не самое лучшее блюдо, поданное к нашему столу. Сообщение было датировано 18 октября, то есть за день до моей беседы с Колесовым в его автомобиле. Я был уверен, что получи Колесов это сообщение в момент нашей беседы с ним, он, конечно, отдал бы приказ о моем аресте, но такого рода вещи в Туркестанском правительстве делались очень медленно, требовалась пара дней, чтобы сообщение расшифровали и передали для исполнения. Уже было 20 октября, и можно было ожидать стремительного развития событий в любой момент.

      Поскольку в советской истории это был период публичной, несекретной дипломатии, то Советским правительством было принято публиковать переписку, которая в других странах считалась конфиденциальной. И 1 ноября 1918 года в ташкентской «Нашей газете» появилось такое сообщение

      Радиограмма из Москвы

      В ответ на вашу телеграмму относительно продвижения британских солдат и принятых вами репрессивных мер предлагаем вам принять следующие меры

      (1) Интернировать всех представителей Антанты в возрасте от семнадцати до сорока восьми лет, за исключением женщин, детей и рабочих, которые поддерживают большевиков, также делая исключения для других групп, если этого требует политическая обстановка.

      (2) Прекратить любые оплаты британским подданным и их союзникам.

      (3)