После ночного дождя в воздухе царила утренняя прохлада. Люций вдыхал полной грудью запах свежескошенной травы и торопливо шел к Пиале.
Впервые в жизни он увидел радугу. Ее небесный полукруг играл на солнце яркими цветами. Услада глаз, он видел все!
Он простоял на одном месте не одну минуту, чтобы запечатлеть в своей памяти сие явление, которое казалось ему настоящим волшебством. Быть может, даже более необычным, чем его прозрение.
На его счастье на берегу не было ни души. Не спеша, он присел на корточки. Перед тем, как взглянуть на свое отражение, он закрыл глаза.
В следующий миг он наклонился над водой, ожидая вблизи рассмотреть каждую черточку некрасивого лица бывшего калеки. Но, открыв глаза, не увидел ничего.
Мелкой рябью расходились круги по воде, покачивалось илистое дно. Резвые мальки метались стайками на самой глубине. Застывшая в небе радуга отражалась в воде разноцветьем живых полос. Но это было все, что показывало ему озеро. Себя он в нем не видел.
В середине дня в Менкаре снова пошел дождь.
С его приходом Люций почувствовал прилив новых сил и, как ни странно, голод.
К тому моменту, когда голод стал невыносим, он уже покинул берег и направлялся к дому. Солнце продолжало светить ярко-ярко, проливая жгучий свет на пустынную дорогу.
И вдруг на опушке леса он увидел женщину. Она стояла одинокая, неподвижная, словно спрятанная от остального мира могучей стеной холодного дождя.
И он пошел к ней.
– Люций?
Господи, это была Аника!
Поэт замер в шаге от своей возлюбленной и протянул к ней руки.
– Ты можешь видеть?
– Да, – он облизнул пересохшие губы и почувствовал вкус крови.
– Но как, Люций? Что с тобой случилось?
Вместо ответа он взял ее за руку. Она подалась к нему. И спустя миг стена дождя взорвалась. И теперь они стояли вдвоем под проливным дождем и смотрели друг на друга.
А потом поэт потерял рассудок.
Он потянулся за поцелуем, а припал зубами к шее. Девушка дернулась и попыталась вырваться из смертельных объятий. Но безуспешны и наивны были ее попытки.
– Ты будешь моей вечно… – прошептал влюбленный, ловя эхо собственных слов на кончиках выдвинутых наружу клыков.
Она чуть слышно застонала, тело ее содрогнулось, а потом она вздохнула в последний раз и отдалась на волю нежного вампира.
Люций пил ее кровь, закатив глаза (пить кровь той, которую так любишь – это ли не счастье?), и пока не насытился, не мог унять дрожь во всем теле и успокоить расшатанные нервы.
Когда же ливень пошел на убыль, он оторвался от раны и посмотрел на небо.
По-прежнему светило солнце, ослепляя его яркими лучами.
Люций понял, что сидит на опушке леса рядом с незнакомой девушкой и вгрызается зубами в ее запястье. Кровь свежими струйками стекает по кисти и капает на мокрую землю. Там в луже смешивается с водой и бежит по зеленой траве багровым ручейком.
Он вздрогнул и отшатнулся