Дальше Сорока не слушал.
Он вообще перестал что-либо слышать, продолжая стоять за прилавком живой статуей. Пока еще живой. Затем парень начал медленно двигаться. Подложил горючего в печь, протер коробки с товаром. А чуть позже стали подходить сочувствующие, которых он почти не помнил…
Стеснительный продавец обуви. Электронщики, предложившие передать завещание тому, кого бедолага посчитает своим правопреемником. Парни Тугого, передавшие, что с оплатой квартиры компаньоны могут не спешить и если сейчас с деньгами неважно, босс сделает отсрочку.
После его накрыло душной волной осознания, и Сорока повалился на стул.
От выпитого в голове шумело и мешало думать. Над прилавком еще кто-то нависал, что-то бормотал, пытался пожать руку. С ним, живым мертвецом, прощались все: как те, кто знал парнишку раньше, так и те, кому только-только ткнули в неудачника пальцем.
– Мой тебе совет, – доверительно прошептала фигура без лица и имени, которую Сорока наблюдал как сквозь дымку смога. – Сидишь на оружии, все при тебе. Не давай ублюдкам шанса, земляк. Говорят, пару лет назад кто-то из желтопузых так и сделал. Они его нашли, а мужик табельный ствол в рот – и бах! Хоть как-то испортил ублюдкам удовольствие…
Фигура удалилась. Появились новые.
Но слова так и звучали в ушах продавца, навевая страшные образы. Его сочувственно хлопали по плечу. Обещали присмотреть за лавкой, пока не вернется Сливоносый. Советовали быстрее написать письма любимым. Напиться вдрызг, в конце концов.
Сорока обмяк, невидящим взглядом уставившись на часы над контейнером с тканями. Туда, где электронные секунды его жизни продолжали испаряться, как вода с нагретого солнцем камня.
А затем маховик мыслей завертелся все быстрее и быстрее, стряхивая пары алкоголя, словно парень и не пил. Сумбурно, наперебой, сбивчиво, но предположения различной степени бредовости все же закружились в сознании.
Он встал со стула, встряхнувшись бродячим псом. Конечности слушались плохо, будто отлежал и руки, и ноги. Но он не позволил себе сесть обратно. Глядел на часы и думал о своем…
Чаще всего получившие «морковку» сдавались. Безропотно возвращались домой или шли в парк, где, завершив мирские дела, предавались размышлениям и ожидали парниковых, пришедших по их душу.
Чуть реже пытались бежать. Пару раз, говорят, даже за пределы Циферблата, хотя такая судьба не лучше пули в лоб. Другие терялись в городе, делая «награждение» таким, каким его хотели видеть нелюди из «стекляшек». Азартным, наполненным погонями и даже перестрелками. Иногда затянутым на несколько дней. Реже – недель.
Несколько раз – и тут незнакомый мужчина с историей про желтобрюхого не врал – проигравшие кончали с собой. Выпивали яд или бросались с крыши, а если позволяли возможности, то стрелялись. Что-то поговаривали про тех, кто пытался за деньги заручиться поддержкой бандитов. Но когда тех автоматически записывали в пособники, улицы краснели