Немного успокоившись, Олег насадил на макушку шелом, сел к борту и позволил себе погрузиться в слабую полудрему, из которой легко очнуться при первом же признаке тревоги, но при всем том хоть слегка, но высыпаешься.
Ночь прошла без приключений – однако утро хорошо показало всю озабоченность корабельщиков ближайшими верстами пути. Тумдум принес к рулевому веслу и положил у борта копье на длинном ратовище и широкий плотницкий топор. Трое пожилых путников с топорами и щитами обосновались на носу, внимательно глядя по сторонам, остальные обошлись висящими на поясах ножами. Середин, заразившись общим беспокойством, шлема снимать не стал, проверил, насколько удобно выходит из ножен косарь и не запутался ли тросик кистеня.
Ветер опять был попутным, и потому молодые корабельщики споро подняли парус, быстро разогнавший ушкуй до скорости бегущего человека. Увы, удовольствие длилось недолго. Резво прокатив путников мимо высокой Белой крепости, через полтора десятка верст Волга резко отвернула влево, к северу. Парус заполоскал, и его пришлось торопливо сворачивать. Пока Тумдум, навалившись на прави`ло, огибал выдающийся далеко в излучину мыс и выворачивал корабль на новый курс, двое парней заняли места на задней банке, опустили на воду весла.
Олег широко зевнул, борясь с неожиданно подступившей сонливостью, тряхнул головой, зевнул снова.
– Странно. Не так вроде за ночь устал, чтобы носом клевать… – пробормотал он себе под нос.
Надо сказать, сморило не только ведуна. Увязав парус, молодые корабельщики растянулись бок о бок на палубе и вовсю захрапели – равно как шумно посапывали и старики на носу. Гребцы зевали с риском вывихнуть себе челюсть, Тумдум фыркал и тряс головой, пуча глаза.
– Что за нечистая сила? – снова зевнул ведун и явственно ощутил, как в ответ на его слова стал плавно нагреваться примотанный к запястью крестик.
Парни на веслах сделали еще гребок, откинулись на спину и расслабились, распахнув рты и закрыв глаза. Тумдум повис на прави`ле, понуря голову и совершенно не различая, куда рулит. В глазах Олега тоже вовсю гуляли овечки, он привалился к борту, уже не понимая, где находится, и только отчаянно пульсирующая боль на запястье призвала его инстинкты на помощь угасающему разуму, заставив рвануть клапан поясной сумки. Ведун выхватил туесок с разрыв-травой, разрушающей бытовое колдовство даже без помощи наговоров, тряхнул на ладонь, резко дунул:
– Порви, разрыв-трава, слово колдуна черного, навет нежити холодной, морок духов чужих…
Вид привалившегося бортом к ушкую длинного узкого струга мгновенно стряхнул с него остатки сонливости. Там, внизу, шестеро гребцов в стеганых куртках уже побросали весла, засовывая за пояса боевые топорики – маленькие, но на длинных рукоятях. Загоревший до черноты мужик в кольчуге, с мечом на ремне, неуклюже карабкался на корабль по веревке с узлами, другой, в пластинчатом куяке