Олег оглянулся, прижал палец к губам и пошел влево, обходя воровскую слободку. Лес здесь был хорошо утоптан, весь валежник старательно выбран, а потому хрустеть под ногами оказалось нечему. К тому же оставшиеся при хозяйстве тати слишком увлеклись своими делами, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг.
Известная беда всех сторожей, на памяти которых никогда не случалось никаких неприятностей. О необходимости следить за подступами, слушать, нюхать, смотреть, не терять бдительность они обычно узнают только перед смертью.
Зайдя беспечным караульным за спину, ведун уже почти не таясь пошел вперед и из-за излишней самоуверенности тоже едва не профукал с таким трудом добытую внезапность. Потный толстяк, что колол дрова, ненадолго остановился, опустил колун, отер рукой лоб, обвел лес взглядом – и закричал, вскинув руку в сторону Олега.
– Чего вопишь, Кроля? – засмеялись караульные. – Нечто волка увидел?
– А то! – Середину оставалось сделать всего несколько шагов.
Сторожа оглянулись, но увидеть успели только блеск стали: снизу вверх поперек лица одному, обратным движением по горлу другому, быстрый укол в сердце первому – и ведун перепрыгнул опустевшую скамью.
– Цветик, беги-и!!! – Толстяк ринулся на Олега, и тот замедлил шаг, покосился на костер. Возле очага дородная тетка с огромным половником замерла в растерянности. Из-под сбившегося на затылок платка топорщились рыжие волосы.
Не добежав трех шагов, разбойник неожиданно метнул топор. Середин пригнулся, уклоняясь от удара, и тут же, почти наугад, рубанул толстяка поперек живота. Но легкое прикосновение острого, как бритва, лезвия врага не остановило – он налетел на Середина всей массой, сбил Олега с ног. Заскрежетало железо.
– Великий Перун! – Толстяк вскинул нож, ударил Середина в глаз.
Ведун насилу успел перехватить левой рукой его запястье, остановив острие в нескольких пядях от лица. Разбойник зарычал, навалился всем весом – Олег, отпустив саблю, перехватил запястье двумя руками. Сила против силы, дровосек против кузнеца, вес против упертого в землю локтя. Они пыхтели минуты три, и толстяк наконец начал дышать все чаще, нажим его заметно ослаб, а еще через минуту глаза подернулись белесой пленкой…
– Тебе помочь, воин?!
– Сам! – громко отозвался Середин, поднатужился,