Крушение России. 1917. В. А. Никонов

сильно искажала представительство реальных общественных интересов. Выборы не были путем к правительственной должности. Власть в центре и на местах была беспартийной, более того – антипартийной. В 1909 году Столыпин специальным циркуляром предписывал губернаторам, что «руководство всякой политической организацией не только воспрещено начальствующим должностным лицам, в том числе и земским начальникам, но не может быть допущено, поскольку отвлекает их от исполнения прямых обязанностей»[558]. Партии в этих условиях не могли быть инструментом борьбы за реальную власть, – и большинство из них оказалось в оппозиции к верховной власти.

      Весьма специфическим был и процесс генезиса российских партий. Шелохаев видит эту специфику в том, что они «прорастали» не «снизу», а насаждались интеллигенцией «сверху»[559]. Честно говоря, никогда не слышал ни об одной партии в мире, созданной «снизу» по инициативе трудящихся масс. Специфика в другом. На Западе их развитие шло по известной триаде Макса Вебера «аристократическая группировка – политический клуб – массовая партия». При этом партии имущей элиты возникали раньше партий интеллигенции. У нас все было наоборот. В России элитные группировки были последними, кто принял участие в создании партий. Аристократия и предпринимательские круги столиц вплоть до 1905 года сторонились политики, предпочитая устанавливать личные отношения с властями. Сначала сформировались партии радикального и экстремистского толка, потом уже либеральные организации и, наконец, консервативные и ультраправые как ответ на наступление антиправительственных сил слева. В авангарде партстроителей шла интеллигенция, представлявшая национальные и радикально-социалистические движения. «Но в чем российские партии явно превосходили своих западных собратьев, так это в полнейшей нетерпимости к инакомыслию, – правильно подмечал историк Тютюкин. – Межпартийная и внутрипартийная полемика всегда отличалась в России крайней грубостью и несдержанностью, личными выпадами и оскорблениями, производившими гнетущее впечатление на современников и потомков»[560].

      Другая наша специфическая черта: партии возникли не в столицах, а на национальной периферии. С XVII века понятие «партия» уже использовалось, но исключительно для описания придворных группировок, представителей тех или иных литературно-философских или политических течений. Первые партии в современном понимании возникли в Финляндии и Царстве Польском в середине XIX века, почти сразу разделившись на антирусские и прорусские. К рубежу столетий уже активно действовали польские, литовские, латышские, еврейские, армянские, украинские радикальные социалистические группировки. Следует заметить, что многие национальные меньшинства обладали мощными зарубежными диаспорами, которые нередко выступали вдохновителями и спонсорами внутрироссийских партий. В итоге к 1917 году на польских и украинских землях действовало по 12 национальных партий, на финских – 8, в Латвии – 9 и т. д.

      Первой