– Я даже не знаю… – пробормотал я, пытаясь уложить это в голове.
– Слушай дальше. Иисус опять спрашивает служителей, кого они ищут, и все повторяется почти дословно: опять те же поклоны и виляние хвостом. Вообще, создается впечатление, что Иисус сам упрашивает служителей совершить то, ради чего они пришли. Понимаешь?
– Его то ли боятся, то ли уважают, так что ли? – высказал я свое впечатление.
– Именно, – подтвердил Семен. – И разницу чувствуешь? У Синоптиков присутствует Иуда, и лобзает, и говорит "радуйся, Равви!", и Христа всячески унижают, как самозванца, а у Иоанна предателя словно нет, нет толпы с мечами и кольями, и Христу выказывается почитание. Почему – вот где настоящая загадка!
– Действительно загадка, – согласился я. – И что ты насчет этого думаешь?
– Да странно там все, если честно, – ответил Семен. – Можно только гадать. Самое простое, например, – что Христа арестовывали дважды.
– Дважды? – изумленно пробормотал я, уже предчувствуя, какие из этого могут последовать выводы.
– А почему нет? Я думаю так: первый арест – это у Иоанна. Пришли храмовые служители, которые слышали проповедь Христа и уже давно попали под Его влияние. У них могло быть сомнение – а вдруг Он действительно Мессия? Скорее всего, они так и ушли ни с чем. Вот тогда Иуда и привел толпу с палками и кольями.
– Ну, хорошо, – перешел я к главному вопросу, – а Иуде все это было зачем?
– Понятия не имею, – пожал плечами Семен. – Но мне нравится думать, что Иуда слишком искренне верил в Христа, на чем, собственно, и погорел.
Меня такое объяснение вполне устроило. Пусть Семен так себе и думает, а у меня на этот счет были свои соображения.
Кажется, я нащупал что-то действительно интересное.
3.
Воскресное утро случилось странным.
Обычно по воскресениям я сплю долго, и терпеть не могу, когда мне мешают. Должна быть очень серьезная причина, чтобы стащить меня с кровати в мой законный выходной, да еще и в самую рань.
С этой яростной мыслью я проснулся, разбуженный диким трезвоном на всю квартиру: кто-то упорно давил на кнопку звонка по ту сторону двери. Я натянул домашние штаны, надел очки и пошел узнать, что случилось.
На пороге топтался весьма несвежего вида дед, в дранной спортивной шапочке, в замызганной куртке и некогда голубых, а ныне скорее коричневых джинсах. При виде меня его заросшая сизой флорой физиономия озарилась по-солнечному желтой улыбкой, однако грязный палец продолжал жать звонок.
– В