– Как это? – растерялся Федя.
– А вот так, – улыбнулся Герцог. – Поверьте мне: Иуда все-таки был, и он был предателем. Это бесспорно. Попытайтесь теперь отталкиваться от этого, на этот раз непреложного факта.
Герцог откланялся и удалился.
Нам с Федей только и оставалось, что стоять с опущенными плечами и молчать. Федя пребывал расстроенных чувствах, словно получил предательский щелчок по носу. Я решил его утешить и, не откладывая, изложил свою новую версию.
– Тонкость в том, – понизив голос, втолковывал я Феде, – что предателей было два. И нам они оба уже известны.
– В смысле? – набычившись, спросил Федор.
– В прямом, – спокойно объяснил я. – Герцог прав: Иуда был предателем. Но и мы с тобой правы: Иисус тоже был предателем. Только предал он не самого себя, и даже не Иоанна Крестителя… – я замолчал, выдерживая театральную паузу.
– Кого же тогда? – нетерпеливо задергался Федя.
– А вот это самое интересное! – сказал я, и для начала кратко изложил новые сведения по поводу двух арестов.
– Ну и что? – недоуменно пожал плечами Федя.
– А то, – я посмотрел на него свысока, – что не нужно тут мыслить с твердолобых материалистических позиций. Тебе что Герцог сказал? Разгадка лежит в метафизической плоскости. Вот и нужно там копать.
– По мне, так мы уже все перекопали.
– Нет! Потому что мы искали предательство буквальное, а там было еще и трансцендентное!
– Слушай, – сказал Федя устало. – Я понимаю, Герцог – авторитет и все такое, но я лично не готов притворяться, что во все это верю. Метафизика – это баловство какое-то.
– Ну и что? Мы же не радиоуглеродным анализом занимаемся, а пытаемся разгадать метафору. В условной литературной реальности. Если тебе неинтересно, я могу и сам.
– Ну, ладно, допустим интересно, – сдался Федя. – И что с того, что арестов было как бы два?
– А то с того, что есть повод глубоко задуматься, почему первый арест прошел неудачно, а второй с грандиозным успехом? Что произошло между ними?
– И что же?
– А вот смотри в чем тонкость: арест первый, к Иисусу приходят служители храма, пытаются его арестовать, но не могут. Все правильно: Иисус – Бог. По меньшей мере, он безгрешен, поэтому его аресту противятся все законы физики и метафизики. Нельзя его было даже пальцем тронуть, не то что распять. И что же делать Иисусу, обреченному на распятие?
– Что? – Федя соображал медленно.
– Это же очевидно: ему нужно было избавиться от своей безгрешности! То есть заземлить метафизику. Теперь понятно? – я перешел к самому интересному. – И совершенно естественно, что грех Бога мог быть только в одном – в предательстве доверившегося, потому что это худший из грехов.
– Кого же он, по–твоему,