– Спасибо. – Таррелл взял угощение.
– И поскольку ты любишь послаще, я заказал дополнительные пакетики с медом, Сластена. – Так журналист прозвал Таррелла за любовь к чаю с медом, и теперь, благодаря статье, об этом знали все.
Таррелл стиснул побелевшие губы. Затем немного расслабился и поставил стакан.
– Что-то пить не хочется, – только и сказал детектив, после чего повернулся спиной к смущенному журналисту и вышел.
Детектив Хит села в свою машину без опознавательных знаков и мигалок. Рук устроился рядом. Никки спросила, куда ехать, но Рук только подмигнул, приложил палец к губам и распорядился свернуть на юг по Вест-Сайд-хайвэй. Хит не слишком нравилось, что он командует, но ведь Рук провел с Кэссиди Таун немало времени и мог подсказать что-то толковое. К тому же, если тебе нужен Джеймсон Рук, приходиться терпеть Джеймсона Рука.
– Как тебе это? – спросил он, когда они покатили вдоль Гудзона.
– Как мне – что?
– Я имею в виду, что сейчас все наоборот. Мы опять разъезжаем вместе, только теперь не журналист сопровождает копа, а коп – журналиста.
Помолчав, Никки бросила на него взгляд:
– Ты не заметил, что за рулем по-прежнему я?
– Так даже лучше.
Рук опустил стекло и вдохнул свежий осенний воздух. Пока он любовался рекой Гудзон, Никки смотрела, как ветер ерошит ему волосы, и вспоминала, каковы они на ощупь. Вспоминала, как за волосы притянула его к себе в их первую ночь, и почти ощущала на губах вкус лайма из импровизированной «Маргариты», которую они пили в ее гостиной. Обернувшись, Рук поймал ее взгляд, и Никки почувствовала, что краснеет. Она отвернулась, чтобы он ничего не заметил, но он, конечно же, заметил. Черт его побери! Черт побери Джеймсона Рука!
– Что такое с Тарреллом?
– Ты о чем? – Господи, как она обрадовалась возможности поговорить о ком-то третьем.
– Я его чем-то разозлил? Твои парни оба меня недолюбливают, но Таррелл едва не прожег взглядом.
Никки знала, что Тарреллу и Каньеро пришлось не многим легче, чем ей самой. Как только вышел номер со статьей об их летних приключениях, Никки ощутила на себе шквал недоброжелательных взглядов. Слишком многие коллеги, обделенные вниманием, завидовали или испытывали досаду, с этим приходилось сталкиваться каждый день. Даже Таррелл и Каньеро, самые верные ее союзники, затаили обиду – ведь Рук превратил их в подстрочные примечания к любовной элегии, посвященной Хит. Однако Никки не хотела вникать в их проблемы, как не хотела говорить о своих, так что она ограничилась коротким:
– У Таррелла и спрашивай.
Рук помолчал, что-то записывая, потом заметил:
– Мы почти на месте. Сверни на Четырнадцатую и поезжай на юг по Десятой авеню.
– Спасибо, что предупредил.
Они чуть не пропустили поворот. Пришлось протискиваться и подрезать.
– Что умею, то умею, – скромно ответил журналист.
Выбравшись на 10-ю авеню, Никки спросила:
– Ты уверен, что информатор,