У церкви уже толпился народ. Всем хотелось взглянуть на невесту. Она шла, окруженная подругами, опустив глаза, и краснела от громких бесстыдных замечаний, которые неслись из толпы.
Когда из церкви приехали к Юткиным, новая родня удивила всех своим блеском. Одних девушек – подруг невесты – набралось не меньше десятка. На них были одинаковые белые платья с цветными вышивками, и пели они звонко и слаженно:
Виноград по горам растет,
А ягода малина по садам цветет.
Виноград – свет Терентий Евдокимович,
А ягода малина – свет Анисьюшка да Кондратьевна.
Дай им, Господи, и совет и любовь,
Во совете, во любви век прожить.
Одна из подружек взяла тарелку и стала с нею обходить гостей. На тарелку посыпались пятаки, гривенники. Захар бросил полтинник, Евдоким осторожно, как в церковную кружку, положил медный пятак.
В толпе, осаждавшей окна юткинского дома, отсутствие Матвея Строгова на свадьбе заметили не сразу.
– Эй, ребята, а где же Матюха?
– Верно, где он? – взволновались зеваки.
– Сказывают, осерчал он на Евдокима за прошлогоднюю охоту. Ладно, он не сробел, а то бы не жить ему. Первого медведя будто из ружья застрелил, другого, сказывают, как схватил за язык, так все нутро ему прочь и вывернул.
– Силач!
– Уж что и говорить.
– И гордяка! На свадьбу, вишь, не приехал.
– Да и поделом! Им, чертям, Юткиным, только и остается, что в рожу плюнуть. Все село в кулак зажали.
Свадебная гулянка затянулась почти на неделю.
Анна уехала раньше. Она была на сносях, и свадебная толкотня утомила ее.
Перед отъездом Кондрата Буянова домой Евдокиму захотелось показать ему свое хозяйство. Работник Михайла запряг в тележку буланого жеребца, и хозяин, прихватив с собой Демьяна Штычкова, повез свата смотреть маслобойку. Хитрый Кондрат был несловоохотлив.
– Хорошо облажено, – сказал он, выходя из маслобойки.
– Это еще что, сват! Ты вот мельницу погляди, – и, не спросив своих спутников, хотят ли они ехать дальше, Евдоким свернул в проулок и повез их за село.
Пахота еще не начиналась, на полях было пусто, кое-где в ложбинах белели нерастаявшие кучки снега.
Евдоким покрикивал на жеребца, и тот, оттопырив хвост, мчал тележку так, что у седоков ветер свистел в ушах. Уже начинало смеркаться, и Евдоким торопился засветло доехать до мельницы.
На плотине, у самой мельницы, буланый остановился и захрапел.
Евдоким прикрикнул на него, жеребец вздрогнул, но стоял, прядая ушами.
Демьян соскочил с телеги и побежал посмотреть, что преграждает путь.
– Мост разворочен, Евдоким Платоныч! – крикнул он.
– Держи, сват. – Евдоким сунул в руки Кондрата вожжи и побежал к Демьяну.
Тот стоял на плотине, возле желоба. Мосток через желоб, по которому вода шла к мельничному колесу, был сброшен в пруд. С мельницы донеслись глухие удары. Там что-то рубили.
– Идем вброд, – сказал Евдоким