Матвей знал здесь каждый угол, и всюду ему хотелось побывать, приятно было вспомнить о прошлом.
После солдатчины и встречи с Беляевым мир повернулся к Матвею какой-то иной стороной. Мысли стали острее и беспокойнее.
Еще совсем недавно Матвей мало думал о несправедливости купца Кузьмина. Это вспоминалось лишь два раза в год, когда приходилось везти богатому золотопромышленнику большую долю того, что добывалось трудом отца и его, Матвея, на пасеке. Теперь же он не забывал об этом ни на минуту.
Демьян Штычков разорил семью бывшего запевалы его роты, Антона Топилкина. И все-таки виноватым остался опять Антон. Именно он, а не Демьян Штычков, покинул родное гнездо и ушел одиноко бродить по белому свету.
Сколько же людей работает на таких вот Кузьминых, Штычковых, Юткиных? И почему люди терпят эту несправедливость?
Дед Фишка не замечал задумчивости племянника.
– Теперь, Матюша, мы с тобой опять одни на Юксе. Все как раньше, до службы, – говорил он, испытывая радость от одного сознания, что они с Матвеем снова идут по тайге, как ее безраздельные хозяева.
Матвей понимал старика и радовался вместе с ним. Однако внутренне он не был уверен, что все останется, как прежде. Любовь к тайге и охоте жила в его душе с той же силой, что и шесть лет назад, но наряду с этой страстью в нем появилось и другое: тяга к людям.
Как только выведрилось, Матвей заторопился домой.
Из тайги охотники возвращались довольные, с тяжелой поклажей на плечах. В мешках лежали вспоротые (чтобы не протухли) глухари и рябчики.
По пути на пасеку завернули в Балагачеву. Заходить сюда они не собирались, деревня стояла в пяти верстах от тропы. Но ясный день кончился, а к вечеру небо опять заволокло тучами, и ночь начиналась дождем. Где-то за Юксой на темном небосклоне вспыхивали яркие молнии и погромыхивал гром.
Кинтельян Прохоров и его жена Акулина встретили охотников приветливо.
– Постарел ты, Захарыч, – ощупывая плечи Матвея, говорил хозяин, – усы, бородку отпустил, да и сам раздался.
– Да, а был-то какой! – сочувствующе поддакнула Акулина. – Орел! Мы с мужиком все, бывало, любовались.
– Бегут года. И рад бы остановить их, да не выходит, – с грустной усмешкой сказал Матвей.
Кинтельян стал жаловаться на судьбу.
– Живем – коптим небо, – заговорил он, – что летом заработаешь, то зимой съешь. А нынче совсем не знаю, как жить будем. Сена мало заготовили, а хлеб из-за дождей, почитай, весь на корню погнил.
– Да ведь у вас, кажись, насчет лугов тут раздолье, – не понял Матвей.
– Лугов-то много, да не достаются они нашему брату. Все хорошие места Сергуха Волков захватил. Луга делили по скоту. А у него, почитай, одних коров десятка два голов будет. Что ж, первый житель в деревне, все под его рукой ходят. Нам с Ариной Добровой достались две делянки в низинах, где одна осока растет.
– Как Арине-то живется? –