– Я лишь хотел спросить, сколько лет ты обучалась искусству меча и кто был твоим учителем.
– Сколько лет? – Боги пресветлые, как бы я была вам благодарна, если бы мое счастье, как и наши занятия, длилось хотя бы год. – О каких годах ты говоришь, Убийца? У меня было всего три месяца. Три коротких месяца. Потому что тот, кто был моим учителем…
Я обещала больше не плакать, солнце мое, но как же это бывает трудно.
– Не спрашивайте ее об этом, тэр, – вдруг вступилась за меня лафия. – Люди не любят рассказывать про такое. Это грустно.
– Не стану, милая тэсс, – кивнул орк. – Это действительно грустно.
Лицемер!
– Жалеешь, что не ты убил его?
– Нет, принцесса. Мне жаль, что он умер так. Он заслуживал лучшей смерти. – В ровном голосе в самом деле прорезалась печаль.
– Ты странный, Убийца. И он был странный. Все вы, с Эльмара, ненормальные.
– Что есть норма, принцесса? – спросил он спокойно. – Ты считаешь, что я ненормальный, потому что дарую никчемным тварям достойную смерть. А я считаю, что ты ненормальная, потому что у тебя хорошая техника, но меч, который не подходит ни к руке, ни к шагу.
– Ты псих, Убийца, – вздохнула я, рассматривая свой меч. – Тебя нужно с Гайли познакомить.
– Я уже знаком с доктором Миалланом. И смею заметить, он ответственно подходит к выбору оружия.
– Все вы ненормальные. Чокнутые эльфы, чокнутые орки. И я в вашу компанию не хочу.
– Ты уже в нашей компании, открывающая. И все мы, приобщившиеся к тайне врат, – ненормальные. Ибо один мир – одна норма, другой мир – другая. Если в каждом новом мире ты будешь пытаться жить по его нормам, на самом деле сойдешь с ума. Поэтому мы никогда не меняем имен и не отказываемся от привычного образа жизни. Свой мир и свои нормы мы носим с собой, как улитка тащит за собой свою раковину. Разве это не так, принцесса?
В чем-то он был прав. Мои нормы, к примеру, не позволяли мне терпеть фривольных обращений, вроде «цыпа», «крошка» или «милашка». Слово «принцесса» тоже было в этом списке.
– Еще раз назовешь меня так, и я тебя убью. – Над моей ладонью завис огненный шар. – И мне безразлично, что это будет смерть, недостойная прославленного воина.
– Назову тебя как? – с непониманием нахмурился орк.
– Принцессой.
– А мне нравится, – напомнила о себе устроившаяся под деревом лафия.
– Вот, – ткнула я пальцем в смазливую нежить. – Ее и называй так сколько угодно.
В глазах, таких черных, что зрачок был неотделим от радужки, отразилось искреннее удивление.
– Не понимаю тебя. Зачем мне так звать ее? Разве на ней сейчас ожерелье владетельницы? Разве она была избранницей моего принца?
Я обещала больше не плакать, любовь моя, и я не стану. Лишь опустилась на траву и обхватила руками голову, чтобы она не разорвалась от убийственного стука в висках.
– Она теперь всегда такая, – донесся издалека голос майлы. – Грустная. И совсем не светится. Это потому, что ее