Неверная. Костры Афганистана. Андреа Басфилд

были дни отдыха, когда никто не учился и не работал. Толпы иностранцев, прикатывали на своих «лендкрузерах» в туристический район Кабула за сувенирами из «раздираемого войнами» Афганистана – лазуритовыми шкатулками, пакистанскими серебряными украшениями, ружьями и ножами времен англо-афганской войны, чалмами, пату[4], одеялами, коврами, настенными драпировками, яркими разноцветными платками и голубыми чадарами. Рискнув зайти поглубже в шумную сутолоку кабульского речного базара, они нашли бы то же самое за полцены, но иностранцы были то ли слишком осторожны, то ли слишком ленивы для этого – и слишком богаты, чтобы беспокоиться из-за нескольких лишних долларов, которых хватило бы на недельное пропитание чуть ли не каждой нашей семье. Однако, как говаривал Джахид, их лень являлась благом для бизнеса, а Чикен-стрит была их Меккой.

      У прилавков ювелирных магазинов часто стояли, выбирая серебряные кольца и браслеты для оставшихся дома жен, белолицые иностранные солдаты – высокие, с большими автоматами, в бронежилетах и шлемах. Ходили они обычно группами из четырех-пяти человек, и, пока остальные делали покупки в магазине, один всегда оставался снаружи, высматривая подрывников-смертников.

      – Америка – хорошо! – кричали мы им – это был испытанный трюк, всегда приносивший пару долларов. И, получив деньги, торопливо уходили подальше – на случай, если рядом действительно околачивается смертник.

      Правда, других иностранцев Америка не интересовала, и мы, чтобы добраться до их долларов, использовали другую тактику – таскались за ними от магазина к магазину, выкрикивая по-английски все, что знали.

      – Привет, мистер! Привет, миссис! Как поживаете? Я ваш телохранитель! Нет, идите со мной, я покажу вам, где хорошие цены.

      Потом хватали их за руки и тянули туда, где могли получить свои комиссионные – несколько афгани. Почти все мы работали на четверых, а то и больше, владельцев магазинов, но платили нам, только когда мы приводили клиентов. Поэтому, если иностранцы нас не слушали, мы забегали в магазин вслед за ними и в притворном беспокойстве принимались качать головами и фыркать, стараясь, чтобы этого не заметил хозяин:

      – Нет, миссис, он – вор, очень плохие цены. Пойдемте, я покажу хорошие.

      Потом вели их туда, где нам платили, и рассказывали владельцу о напраслине, возведенной на конкурента, после чего он мог начать торг с более низкой, но все же выгодной для себя цены.

      А тем временем, пока иностранцы пытались скостить лишнюю пару долларов в магазине, у его дверей собирались старухи, которые тоже работали на улице, но не говорили по-английски. Они хватали покупателей на выходе грязными руками и начинали плакать. Все старухи были из одной семьи, но иностранцы этого не знали. И когда к ним одна за другой подходили женщины в слезах и просили денег для больного, умирающего ребенка, нервы у жителей Запада обычно не выдерживали. Они торопливо забирались в машины, пряча от нас глаза, и спешно уезжали прочь от нашей нужды – к своей нормальной сытой жизни.

      Но на выезде