– Сука ты! – прошипел Клюев прямо в Жорину рожу.
– Что? – удивился Жора.
– Сука – значит, собака женского рода! – ствол автомата больно уперся Жоре в живот.
Никто не обращал внимания ни на кого. Жора намочил в штаны буквально. И Клюев гневно ушел.
Бакенбардыч растроганно моргал. Просто моргал, гладя свои романтичные бакенбарды.
30 минут назад
– Смотри, у него автомат, – беззаботно заметил первый милицейский.
– Это не просто автомат, а это армейский автомат, – настороженно поправил второй милицейский.
Парни в форменных бушлатах тревожно взглянули друг на друга, затем одновременно процедили: – Мать твою! Дезертир-киллер!
– Точно – он! – воскликнул третий милицейский. – Его рожа на горящей ориентировке!
Мизансцена развернулась в рядах камер хранения столичного вокзала. Тимон Баев стоял возле распахнутой ячейки, в одной руке держал автомат, другая рука сжимала вещмешок денег.
– Все беды от женщин, – театрально улыбнулся Тимон. – Я хотел отнести свои деньги в банк, а теперь не отнесу. – Грусть разожгла Ярость.
Автомат полыхнул красивым огнем, куцыми мазками изранив милицейских. Плечо, грудь, бедро, живот, ещё плечо, сердце и снова сердц…
Тимон привычно закинул вещмешок за спину и прыгнул вперед. Один из милицейских замешкался в падении и получил прикладом в голову, а дезертир… он уже бежал и бежал к выходу из вокзала. За последующие 100 метров Тимон с разной степенью тяжести изранил ещё Горсть милицейских и Пачку пассажиров. Возле самых дверей Баева застрелили. Насмерть.
Деньги исчезли из вещдоков преступления. Потом. Куда исчезли – осталось загадкой.
Спустя 1 час и 30 минут
– Господа офицеры, появилась новая инфа! Выявились личности гражданских трупов на Можайке. А в Столице найден их джип, на котором – по всему – дезертиры и драпанули туда. Трупы, до того, как они стали трупами – работали инкассаторами у Михал Михалыча. Это были конкретные чуваки, что прошли долбанную кучу Военных Боен! И вот у меня вопрос: каким-таким хреном два салаги смогли из настоящих солдат сделать покойников? – каждое слово подпирала властная интонация, раскрашенная множеством прокурорских оттенков.
В кабинете командира армейской части находились четверо: Николай Николаевич Гоголев, Аристофан Андрюшкин, Сергей Сергеевич Косяков, Заморышев – человек-полковник из военной прокуратуры. По кабинету плавало марево дыма: от трех сигарет с табаком и одного косяка с анашой.
– Разрешите, товарищ полковник, обратиться к товарищу полковнику? – молодецки спросил капитан Андрюшкин.
– Разрешаю, – разрешил Гоголев.
– Товарищ полковник, бойцам просто повезло! – бойко доложил капитан, глядя в барственные зрачки Заморышева. – Фишка в том, что один из долбанных дезертиров