Большая часть жизни Константина Константиновича проходит в помещениях дворцов, принадлежащих отцу: Мраморном, Павловским и Стрельной. С семи лет воспитателем ему назначен капитан 1-го ранга И. А. Зеленой, занимающий эту должность до совершеннолетия князя. По семейной традиции Константин Константинович Романов становится морским офицером и в девятнадцать лет уже участвует в Русско-турецкой войне. «За заслуги в Русско-турецкой войне Великий князь Константин Константинович награжден орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени, медалью „За войну 1877—1878 гг.“, Русским крестом за переход через Дунай, болгарскими и сербскими орденами. Отец сыном гордился и рассказывал в обществе, как Костя участвовал в рекогносцировках, как подготавливал уничтожение турецкого моста, строившегося у Силистрии, как с отрядом юнкеров спустил брандер на турецкий пароход под огнем батарей и стрелков всей силистрийской оборонительной линии». (Э. Матонина, Э. Говорушко. «К.Р.» ЖЗЛ).
Знает ли Константин Николаевич, о чём думает сын в дни военной службы? На этот вопрос мы ответить не можем, но знаем, что он сам когда-то прошёл путь, когда его отец, император Николай I, узнав, что сын «балуется» подражаниями из Шиллера, сказал ему: «Мой сын – лучше мёртвый, чем поэт».
Сын Константина Николаевича, начинающий поэт К.Р., гардемарином на винтовом фрегате «Светлана» в течение двух лет проходит всю Европу – от Копенгагена до Неаполя, Рима, Венеции, Вены, Парижа. В Афинах К. Р. пишет своё «программное» стихотворение: «Я баловень судьбы…», которое заканчивается словами:
«Но пусть не тем, что знатного я рода,
Что Царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь.
Но тем, что песни русские, родные
Я буду петь немолчно до конца
И что во славу матушки-России
Священный подвиг совершу певца».
В дневнике К.Р. от 29 октября 1882 года сохранился рассказ о реакции отца после опубликования первых стихов: «Отец и сын были в Венеции. Проходя мимо моста вздохов, я спросил папа, читал ли он мои стихи про Ponte dei sospisi („Мост вздохов“). Он отвечал,