– Сядь туда, в деревянную кабинку, занавеску задерни и сиди тихо, – приказал я мальчишке.
Сам же я подошел к секретарю и взял его под локоть.
– Ну-ка, Игнатий Лойола14, пройдемте на исповедь!
Я повел его к исповедальне.
– Обождите, так нельзя, – промямлил он.
Но я уже затолкнул его на свободную половинку, двинул ему кулаком в нос и схватил правой рукой за горло, чтоб не кричал. Сам я втиснулся внутрь и левой рукой занавесил проем.
Священник ловил воздух, нюшка стекала из носа в его разинутый рот.
– Слушай меня! – прошипел я. – Сей момент сверну твою цыплячью шею, если не ответишь. Называй имена. Какие есть корреспонденты у господина Билло в Москве? С кем он состоит в переписке?
Я ослабил хватку и священник просипел:
– Сюрюг, Сюрюг, мосье Адриан Сюрюг… Больше никого…
– Что за Сюрюг? Кто он такой?
– Настоятель храма Святого Людовика, – пояснил папист.
– Все?! – прошипел я с угрозой в голосе и на мгновение усилил хватку.
– Никому больше в Москву мы не пишем, – прошелестел секретарь. – А что происходит? Кто вы?
– Ладно, живой труп15, никто не должен знать о нашем разговоре. Тебя немного помучает мигрень. Как напоминание о тайне исповеди.
Я заставил его наклониться и ударил по голове так, чтобы он на несколько минут лишился чувств. Он обмяк, я подхватил его подмышки, опустил на скамейку, а сам выскользнул наружу и поплотнее завесил штору.
Подняв голову, я встретился взглядом с мраморным ангелом. Он сидел на полукруглом выступе, свесив вниз изящную ножку, и левой рукой указывал на конфессионал, а правой куда-то в небо, отчего казалось, что он как бы разводит руками в недоумении.
– Исповедоваться нужно перед аналоем, а не шушукаться по закуткам, – буркнул я и скомандовал мальчишке. – Идем отсюда!
На улице я выдал отроку целковый.
– Ступай себе, – сказал я. – Никому ни слова! Иначе окажешься и вправду на дыбе, глазом моргнуть не успеешь.
Мальчишка зажал в кулаке монету и пустился наутек. А я приказал французишке возвращаться.
Дома я отвесил Жану подзатыльник.
– Сударь! Что же это вы делаете-с?! – вскрикнул он.
– Полно тебе, Жан. Это сдача тебе. Из гостиницы передали. Уж больно ты чаевые щедрые оставил! Так что в двойном размере, – и я еще раз треснул ему по затылку.
Он состроил жалостливую физиономию, но я показал ему кулак и сказал:
– Молчи, а то еще получишь! Неси письменный прибор. Я должен срочное письмо отправить Ростопчину.
Мосье Каню шмыгнул носом и отправился за бумагой, пером и чернилами.
– И собирайся! – приказал я. – Отправишься