– Сладко ли тебе спалось муженек, мой, трудолюбивый?! Конечно как же, когда же мы отсюда переехать сможем? Если глава семейства даже не чешется, чтобы квадрат31 лишний заработать и домой принести!
Ну вот, о чем я и говорил – старая песня, заезженный винил. Выбросить бы его с окна да вниз на улицу, битым камнем мощенную, или разбить об угол стола, да в канаву сточную спустить, к аспидам во тьму бездонную.
– И тебе доброго утра.
Вяло, без выражения ответил. На кухню прошел. Дочка за столом сидит над кашей, лениво в тарелке ковыряется, настой из трав по чашкам разлит, на меня, как всегда не накрыто.
– Папочка, доброе утро!
Искренняя, приятная улыбка, открытое светлое личико, веснушки на пухлых щеках, золотые волосы в две косы сзади собранные. В ответ улыбнулся. На бабушку свою очень похожа, жаль не виделись никогда.
– Привет солнышко!
В лоб поцеловал, хихикнула довольная.
– Папуль, ты садись, я тебе сейчас быстренько соберу. Сел на стул. Мегера пришла свое место заняла, не на кого не глядит, сидит ложкой кашу зачерпывает, настоем запивает.
– Чтобы есть нужно работать, а не дармовщину разводить.
Дочь тарелку поставила, чашку настоем залила, подала.
– С собой ее на склад сегодня возьми, мне нужно к Арею зайти, платье заказать новое хочу. На обмерку пойду. Потом дела еще есть в городе.
– Платье? Дорогое? Ты же сама говорила, что на дом копить будем.
Лицо повернула, глаза, сколько в них ненависти.
– Ты что мне предлагаешь голой на людях ходить? Ты мужик, ты должен заработать и на дом и жене на платье.
Отвернулась, настой пьет.
– Хотя какой ты мужик, даже не был им никогда.
– При Маре не нужно.
– Ей шесть, уже можно жениха подыскивать. Через шесть лет готова к женитьбе будет.
– Время придет – сама подыщет.
– Сама она себе ничего стоящего не найдет, потому что вся в отца слюнтяя. Я за тебя всю жизнь все делаю. Место свое ты благодаря кому получил?
– Благодаря кому?
– Конечно благодаря мне. Я своего отца уговорила тебя никчёмного управляющим поставить.
– Какой из него управляющий, чем он управлять может.
Повторила она, подражая голосу своего отца.
– Еще тогда отец понимал, что ты ни к чему не годен, но все равно тянул – потому что я просила, родня потому что.
– Там и мои деньги были, я тогда свой карт продал, забыла!
– Рот закрой! Смотри, голос у него прорезался.
Ложка в тарелку грохнулась, сильно, отлетела, под стол упала. Женщина встала, от злобы кипя, тарелку, чашку со стола забрала, в мойку понесла.
– Про деньги он вспомнил, которых пес наплакал, было. Деньги, кому скажи – животы от смеха надорвут. Ты бы все профукал и карт и деньги, ты бездарь, не можешь ничего. О, духи Пустоши, за что мне такое несчастье досталось. Зачем я тебя терплю такого.
Тарелку помыла,