Солнце показалось над горизонтом, разом залило своим ослепительным светом долину, тени шарахнулись в последнем отчаянном прыжке, разбились о неприступные городские стены и сгинули. Дневной владыка поднимался все выше и выше, ему было интересно заглянуть за высокие стены города, увидеть представление забавных букашек, там внизу. Букашки суетятся, снуют без устали по лабиринтам своего игрушечного городка. Букашки галдят, носят, меняют, бросают, ненавидят, предают, любят, рожают, крадут, убивают. Забавное представление было сегодня, идем друг верный, друг быстрый и свирепый – нам пора. Оставим букашек до завтра, пусть тени возвращаются, пусть тени поглотят их, скуют в своих объятиях страха, пусть наполнят дома и души букашек парализующей, вязкой темнотой забвения.
За дверью спальни раздавались голоса – низкий властный голос жены, она уже кого–то отчитывала. Ей отвечал тонкий детский голосок, опять дочери досталось, из–за пустяка какого, поди. Опять не в духе жена проснулась. Как не хочется вставать, проклятое утро, проклятая бестия, опять будет мозг выедать, сейчас начнет снова поучать как нужно дела вести. Начнет указывать на то, что он не может заработать и скопить на нормальный дом, хотя бы на втором уровне, как их друзья, точнее сказать «её», его друзьями они не были никогда. Расем с семьей, вон вообще на первый уровень перебрался год назад. У нее всегда, чуть что – Расем то, Расем сё. По любому спит с ним зараза, да и морок с вами – спите, любитесь, как хотите, меня в покое оставь, дай жить нормально, дочь не трогай. По пустякам шпыняешь ее постоянно – «Такая же, как твой отец неудачник, ничего не можешь, ни к чему не стремишься. У тебя не игры в голове должны быть – смотри, да присматривайся к сыновьям из зажиточных семей, ищи мужа себе нормального. Не повторяй моих ошибок молодости, вот, выбрала себе слюнтяя в мужья, так и мучаюсь теперь. Сил моих больше нет вас, никчемных, терпеть».
Жарко, душно с утра, вентиляция не помогает, третий ярус с утра уже солнцем разогревается, тонкие в несколько слоев законопаченные стены, жесть да щиты всякие, местами камень, накаляются нещадно. То ли дело стены первого и второго ярусов, к городской стене, два метра шириной, примыкающие – прохлада и безопасность. Рубаха мокрая совсем, потная, к телу липнет. Дышать нечем, грудь сдавило, сердечко шалит, где капли? Доведет она меня, раньше времени в могилу положит, а как же Мара, как же доча без меня, сгнобит ее совсем бестия.
Семь лет назад встретил ее на базарной площади, сама заговорила, сама свиданку назначила. Красивая тогда была, веселая, ни намека на ту стерву, в которую потом превратилась. Хотя вру, конечно, сам дурак слепой был. С рождения больной. Что–то про обмен, каких–то веществ лекари все время говорили, полный, медлительный, жара постоянная, потный, запах этот… Кто с таким знакомиться захочет. Сам же никогда не мог первым подойти, заговорить, как посмотрят, смеяться будут, так с самого детства повелось.
Нашел