– Я здесь живу, – сказала Франческа.
– Обычно ты приезжаешь в апреле.
– Тебе это известно?
Ей на миг показалось, что Майкл смутился.
– В письмах моей матери всегда полно подробностей, – пояснил он.
Пожав плечами, Франческа подошла поближе к огню. Ей не следовало стоять так близко к нему, но она никак не могла согреться, тем более в этом тоненьком пеньюаре.
– Это что, ответ? – спросил он с насмешкой.
– Просто захотела, и все, – высокомерно ответила она. – Разве у дамы нет такой привилегии?
Майкл снова сменил положение, вероятно, чтобы погреть бок, и теперь стоял к ней лицом.
Ужасно близко.
Франческа тихонько отодвинулась, всего-то на пару дюймов, в надежде, что он не обратит на это внимания. Ей не хотелось, чтобы он понял, как ее смущает их близость.
Впрочем, признать это самой себе тоже было неприятно.
– А я полагал, что передумать – это привилегия дамы, – сказал Майкл.
– Привилегия дамы – делать все, что душа пожелает, – заметила Франческа.
– Туше, – пробормотал он, посмотрев на нее – на сей раз пристальнее. – Ты совсем не изменилась.
– С чего ты это взял? – удивилась она.
– С того, что ты выглядишь совсем как прежде. – Кивнув с дьявольской ухмылкой на ее пеньюар, он добавил: – Не считая наряда, конечно же.
Франческа, ахнув, отступила от него, крепче обняв себя руками.
«Пусть это и гадко, но все-таки я ее задел», – самодовольно подумал он. Ему требовалось как-то заставить ее отойди подальше, чтобы она стала для него недосягаема. Теперь ей придется держаться чуть поодаль. Иначе Майкл за себя не отвечает.
Он солгал, сказав, что она не изменилась. В ней появилось нечто новое, для него совершенно неожиданное. И это потрясло его.
Однако эта перемена заключалась не именно в ней, а в чувстве, которое появилось у Майкла теперь в ее присутствии. Чувство, что она теперь доступна, что Джона уже действительно нет, и нет давно. Чувство, что лишь совесть останавливает его от того, чтобы коснуться ее.
Ему это показалось даже почти забавно.
Почти.
А она стояла рядом и, как прежде, ни о чем не догадывалась, даже не предполагала, что разговаривающий с ней мужчина мечтает только о том, чтобы сорвать ее шелка, уложить ее на пол у камина и, раздвинув ее бедра, погрузиться в ее плоть…
Майкл разразился мрачным смехом. Увы, четыре года не угасили его пыл.
– Майкл?
Он посмотрел на нее, но промолчал.
– Почему ты смеешься?
Ну что за вопрос!
– Тебе не понять, – ответил он.
– А вдруг я пойму!
– Сомневаюсь.
– Майкл! – не унималась она.
Подчеркнуто холодно Майкл заявил:
– Франческа, на свете есть вещи, которые ты никогда не поймешь.
У Франчески исказилось лицо, как будто он дал ей пощечину. И почувствовал себя Майкл так же ужасно, как будто действительно сделал это.
– Почему