– Сама уже замучилась, – покаянно призналась Александра. – Планирую обзавестись в ближайшее время… Но сейчас мне не до того. Я ведь могу приехать и показать тебе снимок!
– Давай! – Собеседница искренне обрадовалась, и оттого ее голос задребезжал сильнее. Александра снова отдалила трубку от уха, дослушивая окончание фразы: – Я весь день буду дома, доделываю кое-какие мелочи перед праздниками. Надо сдать пару статеек, написать в блог… Заодно покажу любопытную тарелочку, мне привезли из Чехии. Интересно, как ты ее датируешь.
Женщины договорились непременно увидеться сегодня же.
Александра, давно отравленная безалаберной свободой чердачного житья, уже начала томиться в стенах родительской квартиры. Здесь все было раз и навсегда загнано в определенные рамки, и казалось, ничего нового произойти не может. Некогда художница пробовала объяснить матери, почему не желает жить дома, хотя бы изредка. Но ее неуклюжие попытки описать чувство внутренней свободы, которое даровала ей неустроенная чердачная жизнь, разбились об обиду и даже негодование. «А какой еще жизни тебе нужно? – с вызовом спрашивала мать. – Все так живут. Рождаются, учатся, работают, заводят семьи. Потом болезни, старость и смерть. Ты хочешь как-то иначе жизнь прожить? Не получится!»
«Действительно, я хочу жить иначе. Только не знаю как!»
Отложив телефон, женщина смотрела в окно, созерцая столь привычную картину, что зрелище даже не воспринималось полностью ее сознанием. Здесь все было из прошлого, оставшегося в памяти, но уже не трогавшего сердце. И двор, и дом напротив, и комната, где она сидела, и стол, о который оперлась локтем. В ее жизни были трудные моменты, когда и связь с родителями казалась ей навсегда оборванной. Сегодня Александра убедилась, что это не так.
Со вздохом поднявшись из-за стола, она убрала в конверт теперь уже три «реликвии»: фотографию серебряного пса, визитку покойного адвоката и старую датскую открытку. Конверт спрятала в сумку. Выйдя из комнаты, заглянула к матери. Та, устроившись в кресле, пила чай и смотрела телевизор.
– Я уеду на несколько часов, – сообщила художница.
Пожилая женщина переменилась в лице, и Александра поспешила ее успокоить:
– Да не сбегу, не думай, гляди: все вещи оставила, со мной только маленькая сумка. К семи вернусь.
– Ты всегда появляешься и пропадаешь, как привидение! – пожаловалась мать, поднимаясь и провожая дочь к двери. – Мелькнешь, и нет тебя, и была ли, уже сомневаешься…
– Теперь я не пропаду, – пообещала Александра. – Просто у меня срочное дело…
– Дела, дела, только про них и слышу. – Мать ворчала, но без настоящего раздражения, повторяя то, что говорила уже десятки раз в подобных обстоятельствах. – Когда же ты начнешь этими делами прилично зарабатывать?