В кухню вернулась Марина. Она вошла как раз в тот миг, когда Александра укладывала фотографию обратно в конверт. Марина сделала порывистое движение, словно пытаясь ее остановить. Художница замерла:
– Хочешь посмотреть еще?
– Да, и если можно, отсканировать. Я подумаю… Может, покажу кое-кому…
– Кому именно?
– Ты его наверняка не знаешь.
Александра колебалась. Дать отсканировать снимок, значит предоставить его для всеобщего ознакомления. Входило ли это в планы Риты? Безопасна ли огласка? Подруга в более чем краткой записке не просила о соблюдении тайны, но Александра из долгой практики поняла, что подобные поручения публичности не любят. «Сколько раз я обращалась к третьим лицам за помощью или консультацией, столько и жалела об этом. Нет, к примеру, Эрдель, старый друг, никогда меня не подводил, но он один такой. Остальные обязательно растреплют всей Москве, проси, не проси… Марина лучше многих прочих. Но и она не вполне надежна. У нее могут возникнуть свои соображения…»
– Ты боишься, – подождав, сделала вывод Марина. – Послушай, я никому не скажу, от кого получила фото.
– Дело не в этом, – скрепя сердце, вымолвила Александра.
– Боишься, что увидят твоего трюфельного пса? – Собеседница раздраженно передернула плечами. – Да сама подумай, если его никто, кроме нас с тобой, не увидит, кто тебе поможет? Я не смогу. Ты сама ничего не найдешь. Единственная возможность что-то узнать – показать знающему человеку.
– Хотелось бы знать этого самого знающего человека, – проворчала художница.
Уговоры Марины не только не переубеждали ее, но все больше настораживали. Складывалось впечатление, что та успела обдумать некую линию поведения и теперь старательно ее гнет. И все же Марина была права. «В одиночку мне не справиться, это тупик. Я не смогу. О чем думала Рита, когда просила меня о помощи?! Она же знает, что в этой области я не знаток… Или она забыла? Или ей просто не к кому было больше обратиться?»
При мысли о пропавшей подруге у художницы сжалось сердце. Как ни плохи были ее собственные дела, Рита явно находилась в реальной опасности, а не в предполагаемой. Именно это она попыталась завуалированно сообщить в своем послании. «И Рита надеялась, что я справлюсь, найду серебряного пса. Стало быть, какие-то основания для этого у нее были? Знать бы, жива она хоть или я стараюсь впустую…»
Последняя мысль будто не принадлежала самой Александре, а исходила от кого-то другого, холодно и равнодушно наблюдавшего за событиями. Иногда, в тяжелые минуты, этот «наблюдатель» являлся в сознании художницы и заставлял взглянуть на все происходящее более здраво, без эмоций, без страхов и напрасных надежд.