Это прозвучало неправильно; он, конечно, имел в виду «как бельмо на глазу» – или, возможно, ему следовало сказать: «Эти рубашки будут выглядеть для отца Альфонсо как соринка в глазу». Но Эдвард Боншоу его понял.
– Отец Альфонсо немного консервативен, верно? – спросил молодой американец.
– Это еще мягко выражено, – ответил брат Пепе.
– Мягко сказано, – поправил его Эдуард Боншоу.
– Мой английский немножко ржавый, – признался Пепе.
– Я поберегу вас от моего испанского, – сказал Эдвард.
Пепе было продемонстрировано, как таможенник нашел первый хлыст, потом второй.
– Орудия пыток? – спросил офицер молодого Боншоу – сначала по-испански, потом по-английски.
– Орудие благочестия, – ответил Эдвард (или Эдуардо).
«О, Господь милосердный, – подумал брат Пепе, – у нас появилась бедная душа, которая бичует себя, хотя нам нужен был не флагеллант, а лишь учитель английского!»
Второй чемодан был полон книг.
– Еще орудия пыток, – продолжал таможенник на испанском и английском языках.
– Дополнение к благочестию, – поправил офицера Эдвард Боншоу. (По крайней мере, флагеллант читает книги, подумал Пепе.)
– Сестры в приюте, среди них несколько ваших коллег-учителей, были очень впечатлены вашей фотографией, – сказал брат Пепе схоласту, который изо всех сил пытался упаковать в сумки свой попранный багаж.
– Ага! Но с тех пор я сильно похудел, – сказал молодой миссионер.
– Вроде, надеюсь, вы не заболели, – рискнул сказать Пепе.
– Воздержание и еще раз воздержание. Воздержание – это хорошо, – объяснил Эдвард Боншоу. – Я бросил курить, бросил пить, – думаю, нулевой алкоголь убавил мой аппетит. Я просто не так голоден, как раньше, – сказал фанатик.
– Ага! – сказал брат Пепе. (Теперь он заставил меня сказать это! – удивился сам себе Пепе.) Сам он никогда не употреблял алкоголя – ни капли. «Нулевой алкоголь» ни разу не убавлял аппетит брата Пепе.
– Одежда, плети, материалы для чтения, – подытожил таможенник на испанском и английском языках, глядя на молодого американца.
– Только самое необходимое! – заявил Эдвард Боншоу.
Боже милостивый, пощади его душу! – подумал Пепе, как будто дни, оставшиеся схоласту на этой смертной земле, были уже сочтены.
Таможенник в Мехико также поставил под сомнение американскую визу, которая имела временные ограничения.
– Как долго вы собираетесь здесь оставаться? – спросил офицер.
– Три года, если все пойдет хорошо, – ответил молодой айовец.
Здешние перспективы этого первопроходца показались брату Пепе неутешительными. Дай Бог, чтобы Эдвард Боншоу выдюжил хотя бы в течение шести месяцев миссионерской жизни. Айовцу понадобится больше одежды – той, которая будет ему впору. У него закончатся книги для чтения, и двух хлыстов ему не хватит – на те случаи, когда злосчастный фанатик