Сидел я и слушал его плач и лепет из форточки, не понимая, как, каким образом?.. Уважаемого даже через много лет таксистами местного Глеба Жеглова, кавалера Красной Звезды… Из бесстрашного и гордого парня какая-то сумасбродная истеричка сделала то, что я только что видел собственными глазами?! Я сидел и курил. Вылетел из подъезда Володька. Стал что-то беспомощно лепетать, оглядываясь на форточку. Оттуда рыкнуло: «Марш домой». Он суетливо пожал мою руку и исчез в глубине подъезда. Просто взял и исчез. Из моей жизни. Навсегда. Володька Кержак. Мой товарищ Глеб Жеглов. Однажды придуманный мною…
Минька
«Жизнь дается человеку только один раз, и прожить ее надо так, чтобы…» Все мы помним эти слова Н. Островского с детства. Даже заучивали их наизусть в школьной программе. Как и другую фразу В. Короленко помним, хоть и не заучивали: «Человек создан для счастья, как птица для полета». А уж третью фразу знал даже самый отпетый двоечник: «Человек – это звучит гордо!» А я эпиграфом для этого своего повествования возьму слова не писателя, но тоже человека не последнего в истории нашей страны. «Эта штука сильнее, чем „Фауст“ Гёте». У нас хоть и не поэма-сказка «Девушка и смерть», но тоже будет не сахар. И ты, мой дорогой читатель и собеседник, в финале рассказа в этом убедишься. Я в этом уверен! Потому что Иоганн Вольфганг Гёте даже в самых своих гениальных снах не мог увидеть того, что мы с тобой встречаем в нашей жизни сплошь и рядом. Начнем? Поехали!
Его отчества не знал в деревне никто. Минька да и Минька. С самого детства. А был этот вихрастый пацаненок, как оказалось, одарен от природы просто необыкновенно. Уникально был одарен, если честно. Рисовал Минька всегда, сколько себя помнил. Его изумительные портреты поразительно похожих на себя родных дедушек-бабушек с пятилетнего возраста висели по всем углам их дома. А красочных и аппетитных пейзажей-натюрмортов было не пересчитать. Плюс Ленины-Сталины всякие, конечно. Но украшением и вершиной его детского творчества была политическая карта мира, срисованная с подлинника-оригинала, висевшего над его кроватью вместо ковра. Он ее срисовал однажды, пока родители были на работе,