Заметки на собственной шкуре. Александр Волков

чета Шашкиных новый свой дворец. Осваивала положенные к нему шесть соток. Игорек Шашкин стал авторитетом местной детворы, но… Но шило в мешке долго не таится. И поползли в определенных кругах – у Татьяны в школе и в подзаборных пьянках-саммитах – слухи о том, что недовольны власти новым замом мэра. Недовольны. Мэр вроде как доволен, а вот его окружение… Во-первых, что-то шибко много народа на прием к господину Шашкину ходит. Во-вторых, засиживается он с этим народом чуть ли не до полуночи у себя в кабинете. В-третьих, вопросы в кабинетах господин Шашкин задает не очень-то приятные. Особенно неприятные для начальника управления финансов. Нехорошие слухи поползли по городу. И его недавние друзья и коллеги, опять же под забором, не знали: то ли радоваться им, то ли огорчаться подобному развитию событий. С одной стороны, обидно за толкового парня. Не пошло у него на новом месте, жаль. А с другой стороны: если им недовольны во власти, то значит Гоша-то наш не скурвился. А это и есть самое главное! Человеком оказался наш Гоша Шашкин!

      Что происходило в мэрии, оставалось за семью печатями. А со стороны всё выглядело нормально. Георгий Петрович Шашкин выступал перед народом практически постоянно. То на открытии памятника воинам-интернационалистам возлагал традиционный венок. То резал ленточку на открытии детсада. То на открытии шахматного клуба делал символический ход е2 – е4. Всё шло вроде как по маслу, но увидел Гошу однажды Валерий Иванович – тот самый Валера-новосел, которого таскал на себе когда-то Гоша по ночным этажам. И увидел его не в синей новенькой «Ниве», а в городском автобусе, задумчиво смотрящим в окно. И нехорошие сомнения пронзили бывшего Гошиного шефа. Взял он бутылочку виски и отправился тайком от своей Ольги поздно вечером в гости к бывшему подчиненному. До утра они просидели, не осушив и половины емкости. Разговоры. Разговоры. Слово к слову тянется.

      Вызвал на днях Гошу уже нынешний шеф. Самый что ни на есть мэр. И… И предложил уйти. Уйти по собственному. По добру – по здорову. Да, Валера. Так и сказал мне открытым текстом. «Пойми, Петрович, – сказал мэр, – когда я тебя звал к себе, всего такого положительного и уважаемого, я даже представить не мог, сколько у тебя врагов!» Молчал Гоша. Даже желваками не играл. А тебя, оказывается, никто и не любит, Гоша. Ни районо. Ни отдел культуры. Ни горздрав. Про финансы вообще молчу. Никто тебя, Петрович, не любит. Кроме учеников твоих да простых людей. А мы, Гоша, извини. Мы, Гоша, команда. Команда! В которую ты не вписался. Ты не обижайся, так бывает. Ты же болельщик? Вспомни Федора Черенкова. Вся страна его любила, помнишь? А на серьезные игры Лобановский его не брал. Так и ты, мой друг. Не готов ты еще пока к серьезным играм. Не готов. Прости. Ничего личного, как говорится. Я надеюсь, ты всё понял. Заявление Галине Васильевне завтра подашь. Я потом подпишу.

      Назавтра заявление Гоша подал секретарше мэра в восемь ноль-ноль. А в восемь двадцать