Блаженные. Джоанн Харрис

Доктор говорил дело. Комедианты, скитальцы и цыгане – удобнейшие козлы отпущения, какая бы беда ни пришла – неурожай, непогода, голод или чума. Я усвоила это четырнадцатилетней, во Фландрии, а три года спустя, в Париже, закрепила. Леборн знал это давно, а Рико понял слишком поздно. Порой чума преследовала нас во время странствий по королевству, но, казалось, ужасы закончились. Ныне болезнь губила лишь старых и немощных, но в Эпинале она стала последней каплей в огромной чаше бед. У коров нет молока, у собак бешенство, урожай пропал, фрукты сгнили, август принес невиданную жару. Кого-то следовало призвать к ответу. Какая разница, что это глупость? Какая разница, что быстрее чем за неделю чума не убивает, а мы приехали час назад. Какая разница, что, как ни отравляй колодцы, через воду чума не передается?

      Впрочем, я уже понимала: здравый смысл в Эпинале бессилен. Местным нравилось обвинять ведьм. Ведьм да отравителей. Если так сказано в Библии, зачем искать другое объяснение?

      Вернувшись к своей повозке, я не застала ни Леборна, ни Буффона, ни Эрмину. Они сбежали, забрав свое добро – кто сколько сумел. Я их не винила: Доктор дал хороший совет, но бросить Лемерля на растерзание фанатиков я не могла. Ведомая верностью или слепым девичьим увлечением, повозку я оставила на улице, коня – у фонтана, а сама проследовала за толпой к зданию суда.

      Когда я пришла, там яблоку было негде упасть. Люди устроились в дверях, на лестнице, чуть ли не друг у друга на головах – только бы увидеть и услышать. Судебный пристав с трибуны старался перекричать толпу. Рядом стояли вооруженные солдаты, а меж ними – Лемерль, бледный, но не растерянный.

      «Ладно хоть на ногах держится!» – подумала я. Лицо в синяках, руки связаны, но неведомый чиновник вмешался вовремя, не позволив нанести серьезных увечий. Это давало надежду, ибо означало, что кому-то город подчиняется, а этот кто-то может прислушаться к голосу разума. По крайней мере, я в это верила.

      – Люди добрые! – пристав поднял свой жезл, прося тишины. – Во имя Всевышнего, дайте мне сказать!

      Пристав был невысоким толстячком с роскошными усами и скорбным взглядом. Мне он очень напоминал виноградаря или торговца зерном, коих я повидала превеликое множество. Через весь зал, через головы собравшихся и лес воздетых к потолку рук я углядела, что пристав дрожит.

      Вопли приутихли, но успокоились далеко не все.

      – На виселицу колдуна! Смерть отравителю! – орали несколько человек.

      Пристав нервно потер руки.

      – Успокойтесь, добрые жители Эпиналя! – закричал он. – Никто из нас не имеет права допрашивать этого человека.

      – Допрашивать?! – пролаял кто-то из глубины зала. – Мы не об этом! Сержант, тут нужны веревка да сук.

      По залу прокатился ропот одобрения. Пристав махнул рукой, требуя тишины.

      – Без суда людей не вешают. Этого человека еще не признали виновным. Лишь судья вправе…

      – А как насчет предзнаменований? – перебил лающий голос.

      – Да, как насчет них?

      – Как насчет чумы?

      Пристав снова призвал к спокойствию.

      – Я не