– Отдам за семьдесят пять центов, – сказал мальчишка.
– Все равно много.
Мальчишка выдвинул вперед челюсть. Лукас знал: больше он не уступит. Он был вором, но обладал определенной гордостью; внутри у него было свое собственное королевство, и он не позволит ни толики от него отнять.
– Больше не уступлю. Бери или проваливай, – сказал он.
Сочувствие мешалось в Лукасе с гневом. Он понимал, как много значат для мальчишки эти семьдесят пять центов. Но ведь миска ему не стоила ни гроша. Он мог просто отдать ее Лукасу, которому она была нужна, и от этого не стал бы беднее. В какой‐то миг Лукас почувствовал, как переворачивается этот непостижимый мир, в котором миска, которая не стоит ничего, которую он сам мог бы украсть (хотя он никогда не воровал – был слишком боязливым для этого), теперь обойдется ему в почти весь его недельный заработок.
Он огляделся по сторонам, будто в надежде обнаружить где‐то позади или впереди себя другую миску или что‐нибудь получше. Но ничего не обнаружил. Проброди он здесь хоть весь вечер, все равно уже не купить ничего, кроме жидкого пучка лука-порея или полбутылки пива.
– Хорошо, идет, – сказал он.
Он достал из кармана деньги и отсчитал семьдесят пять центов. Они с мальчишкой помедлили, дожидаясь, кто сделает первый шаг, и наконец нашли способ обменять миску на монеты так, чтобы при этом ни тот, ни другой ни на секунду не оставался с пустыми руками. Лукас почувствовал, как шершавые пальцы мальчишки схватили деньги, как у него в руках оказалась миска.
Опасаясь, как бы Лукас не передумал, мальчишка убежал. Лукас тревожно рассматривал миску. Вдруг она ненастоящая? Вдруг превратится в деревяшку? Нет, она и вправду была красивая. У него в руках она, казалось, испускала неясное белое свечение. Вдоль ободка у нее шел загадочный рисунок – что‐то вроде крошечных синих солнц, инистых дисков, от которых расходились лучики тоньше человеческого волоса.
То есть с миской все было хорошо. Но у него оставалось всего двадцать восемь центов – на это троим целую неделю не прокормиться. И тем не менее у него был подарок для Кэтрин. О еде и деньгах он подумает потом.
Он вернулся на Пятую улицу и стучался в дверь до тех пор, пока крохотная женщина не открыла ему. Она удивилась, что он опять явился, но на этот раз впустила быстрее. Она снова предупредила, чтобы он не проказничал. Лукас обещал и поднялся по лестнице к квартире Кэтрин.
Кэтрин открыла ему. Его появление, судя по всему, ее не обрадовало, но и не расстроило. Он подумал, не изменился ли снова, не стал ли неузнаваемым для нее, хотя на нем была та же одежда и та же грязь, что и вчера.
– Далеко, в пустыни и горы, я ушел один на охоту, – выговорил он, прежде чем успел спохватиться.
– Привет,