– Звери ручные! Нет! Не звери! Хуже! Те бы молчали!.. Из какой это пьесы? Не помнишь?
Я отрицательно покачала головой.
– Слушай, хочу тебя переключить. А то как-то… не очень понятно.
– Валяй. Чай не барин. – Бобби опять вцепился зубами в бутерброд.
– Откуда эта подборка? – я кивнула головой в сторону экрана, где оркестр сменила барышня в пурпурном платье, обнимающая хобот живого слона.
– Компакт с полки «ЛИЛА». Значит, кто-то из сотрудников фирмы оставил. Для служебного пользования.
Видя на моем лице недоумение, Томкинс пояснил:
– «ЛИЛА» – владелец салона проката, в котором мы сейчас находимся.
– Можно еще раз посмотреть с середины.
– Что, вставляет?[3] – засмеялся Бобби и взял со стола пульт.
– С момента, когда появляются блондинка с парнем.
Томкинс скептически хмыкнул, но нашел нужное место. На экране вновь появилась танцующая девушка, как две капли воды похожая на меня. Даже изумруд на пальце такой же. Рядом красивое мужское лицо. Джазовый оркестр.
Томкинс взял гирю, пару раз поднял ее правой, потом левой рукой:
– Зрители радуются не только удару ногой в лицо. Они радуются и бомбовым ударам, не задумываясь, что восторгаются смертью детей и женщин. Крысы, перевезенные с материка на остров и искусственно зараженные вирусом, вызывают беспокойство у крыс, оставшихся на материке. Понимаешь, старуха?! – Томкинс снова перешел на крик. – Крысы сочувствуют друг другу. А люди держат людей в лагерях и делают из них мыло! И проводят на детях медицинские опыты! И делают это не бандиты и сумасшедшие, а высоколобые представители развитых наций. А когда заключенные на севере идут в побег, то они берут с собой «коров», то есть таких же людей, только неспособных защитить свою жизнь, с подавленной волей. И едят! Ты понимаешь?! Едят их по дороге.
Он схватил пачку Беломора и, вытряхнув папиросу, закурил, нервно чиркнув несколько раз не желавшей загораться спичкой.
Мгновенно успокоившись, Бобби мягко подытожил:
– А потому Шаламов – гений, и Свифт – гений, и самым излюбленным местом прогулок Джонатана был маршрут Бедлам – Тауэр – Вестминстерский дворец. Психушка – тюрьма – дворец. Хороший треугольник, достойный мыслителя, за что и обвинен в человеконенавистничестве.
Когда Бобби заводится, я выключаюсь. Не могу впадать во всемирную скорбь.
Юрка вещал, а мысли гостьи вернулись к простыне, укутывавшей, словно белый шарф горло блондинки, когда санитары несли тело девушки на носилках между столиками в кафе.
Я недооценила Томкинса, решив, будто он живет в своем измерении. Но поняла это, лишь на улице. Попыхивая беломориной, Юрий остановил такси и, взявшись за ручку дверцы, буркнул:
– Будь