Жизнь Железина протекала спокойно – он, как член исполкома, получал хорошую зарплату в Совете; ходил на все митинги, но не выступал на них, поскольку голос у него был тихий, да и говорил он по-русски с сильным армянским акцентом. На митингах он всегда взбирался на трибуну и стоял непременно сзади и сбоку – так, чтобы не выпячиваться, но так, чтобы его видели. Народ, собиравшийся на митингах, постепенно запомнил его лицо и на улицах уже узнавал его, здороваясь. Поскольку он был секретарём партийной ячейки, оставшимся у власти, то к нему шли солдаты, бежавшие с фронта, или молодые крестьяне, покинувшие деревни, и просили его принять их в большевики. Он никому не отказывал и записывал в партию всех желающих, для чего использовал уже новую амбарную книгу. При этом он беседовал с каждым из вступающих в большевики и со многими завязывал дружеские отношения, угощая чаем с сушками.
Если к приезду Зойки Три Стакана он был первым большевиком, но не единственным, поскольку после создания ячейки по всей Головотяпии отыскались ещё семнадцать большевиков-одиночек, то к началу осени большевиков оказалось уже 171 человек, а это – существенный рост.
Правда, маргинальная молодёжь и дезертиры с фронта записывались не только в большевики, но и в другие партии. Особо много молодёжи из деревень и сёл вступало в эсеры – последние призывали немедленно всю землю отдать крестьянам. Меньшевики говорили о необходимости постепенных действий в земельном вопросе, а большевики (из-за отсутствия Зойки Три Стакана) по этому поводу молчали или говорили что-то невнятное о том, что мы, мол партия рабочих, поэтому интересы рабочих и защищаем. В эсеры записалось уже двести человек и всего их на Головотяпии было 234 человека, а меньшевиков – 183.
Жизнь Зойки Три Стакана, Камня и Кузькина текла мирно и сладко тягуче. Стояло тёплое лето, денег, взятых из кассы Совета, хватало на беззаботную жизнь, Кузькин с приятелем на эти деньги доставали самогон и еду, на ночь устраивали политические сходки с отдельными жителями деревни, где, как всегда, стоял вопрос «что делать?» Выпив третий стакан за здоровье всех присутствовавших, Зойка Три Стакана обычно втягивалась в политические дискуссии с местными крестьянами и редко кому удавалось её переубедить – она говорила коротко и просто, хотя и привирая некоторые слова:
– Пролетарии, то бишь рабочие, уже ничего не теряют… Кроме портков… Поэтому – они носители революции, а крестьяне, хоть и имеют кое-что типа охи да омута… Ах ты чёрт, – сохи да хомута, но трудятся на бар. До сих пор. А почему у них земля? Отцы и деды эту землю потом проливали. И что? Почему помещик ничего не делает и всё имеет, а вы все делаете и ничего не умеете? Доколе? Кто виноват? Что делать? Отдать фабрики рабочим, а землю крестьянам, да ещё войну прекратить! Слышь, мужики, ведь германцы в шинелях – те же крестьяне и рабочие, такие же обманутые, как и вы. Увидят, что мы бросили воевать, сами перестанут стрелять, более того – скинут своих помещиков и фабрикантов. И всё заберут себе. Так и произойдёт мировая