– Социализм сразу не объявить, – в сомнении качая головой, заявила Зойка Три Стакана. – Надо вначале устроить диктатуру пролетариата, а уж потом объявлять социализм. Так нас Маркс учит. Что ещё нового?
Закусарин рассказал, что раненые солдаты в госпитале стали открыто роптать на Лизку Ани-Анимикусову, поскольку утра стали холодными и им, видишь ли, зябко; Совет заседает не регулярно, поскольку в основном носит Живоглоцкого на руках; мука из госзапасов исчезла, и в булочных наблюдается отсутствие хлеба. В очередях, которые глуповские бабы занимают с утра, ругают «на чём свет стоит» Временный комитет, Глуповский совет и Хренского, который стал во главе Временного комитета. Дело в том, что Ани-Анимикусов приболел подагрическими болями и отправился вместе с женой в своё имение Болотно-Торфяное, в котором бил горячий источник целебной воды и целебных грязей. Ежедневно князя погружали в грязи, потом омывали целебной водой и тем самым снимали болезненные ощущения. Князь попросился у Комитета в отставку, но её с благодарностью и слезами на глазах не приняли, а дали только отпуск. Поскольку наиболее бравый вид из оставшихся министров имел только Хренский, а Митрофанушка отправился за барином в усадьбу на грязи, то Хренский и был избран Временным председателем Временного комитета и министром по внутренним делам.
По этому поводу жизнь в Глупове оживилась, Хренский устраивал митинги, на которых выступал с пламенными речами – они занимали всё его свободное время, и управление в Глупове осуществлялось как-то само собой – без указаний и распоряжений. Правда, при отправлении на германский фронт очередного поезда с глуповскими призывниками произошёл казус – новобранцы не хотели ехать и отчаянно пытались сбежать. Тогда Хренский собрал митинг, на котором призывал солдат отдать за Отечество последнюю каплю крови и воевать до победы. Тут кто-то из призывников закричал:
– Айда с нами, ты, Хренский! Кровь за отечество сдавать!
И тут же солдатами Хренский был стянут с трибуны и запихнут в вагон поезда, уезжающего на германский фронт. Хренский отчаянно сопротивлялся, визжал и кусался, но крепкие мозолистые крестьянские руки безжалостно подавляли все его попытки вырваться на свободу. Так бы он и уехал на фронт, где сгинул бы навсегда для Истории, но один из солдат, поведя носом, заметил:
– Да отпустите его, братцы! Он же от страха обделался!
И действительно, Хренский обделался. Одно дело – кричать на митингах о войне до последней капли крови, не щадя живота своего, и посылать других на фронт, а другое дело – проливать свои капли крови и не щадить живота своего. Хренского выбросили из вагона, уже набиравшего скорость поезда, и вдогонку выбросили ему пачку листовок Временного комитета, в которых давались уезжающим на фронт наставления о том, как бить германцев:
– На! Подотрись своими листовками! Засранец!
Правда, в местных буржуазных