Дружба с Симой через некоторое время возобновилась, словно сама собой – она появилась вдруг жалкая, подурневшая, глубоко беременная – и мне показалось неловко ее сразу вот так выгнать. А долгая дружба, как и старая любовь, за годы приобретает много неоспоримых прав и возможностей – например, непредсказуемо обновляться… Так и осталась Сима в моей жизни по сей день, когда пришлось и ей встать у меня в прихожей и давно возвращенным меж нами тоном взаимной уверенности сообщить:
– Слушай, Рит, я сегодня у тебя ночую – ничего?
* * *
Уж, кажется, можно было за тридцать лет уяснить себе, что я чая не пью – никогда – ни капли – никакого. Что мне все равно – черный плиточный мусор, или тот, что ежеутренне изволит пить английская королева. Я не различаю их на вкус, а если вдруг по великой жажде все-таки сделаю глоток-другой, то всегда вспомню при этом банный веник… Но нет, тридцать лет подряд, начиная с того дня, когда первоклашка Рита впервые пригласила домой соседку по парте Симу поесть клубничного варенья, каждый раз, садясь с ней за стол, я слышу одно и то же: «Ты чай будешь или кофе?» – и почти в одних и тех же выражениях отрекаюсь от чая в пользу любого, пусть даже самого невзаправдашнего кофе. В тот вечер я взбунтовалась, кажется, впервые:
– Рита, давай, наконец, табличку у тебя над столом повесим: «Симе чаю не предлагать»! Почему нельзя было хоть что-то касающееся меня, взять в голову и не забывать?! Хоть мелочь какую-то, а?! И не долбить меня, как дятел, идиотским вопросом, на который я тебе еще в первом классе ответила – раз и навсегда!
Рита отреагировала весьма странно:
– Знаешь, ты, по-моему, можешь успокоиться: убить кого-то, конечно, хотят, но не тебя. Даже жалко, – и на лице ее не появилось усмешечка, долженствующая показать, что подружка пошутила.
Если бы кофе был уже у меня в чашке, то я бы им поперхнулась – и не продышалась.
– Жалко – в каком смысле?
– По тому, как ты живешь, удивительно, что ты до сих пор не нарвалась на крупные неприятности, – пожав точеным загорелым плечом так энергично, что с него соскользнула тонкая бретелька маечки, пояснила Рита. – А жалко потому, что убить все равно не убили бы – ты неистребима – а вот мозги такая ситуация тебе, определенно, прочистила бы. Но… – она звонко щелкнула пальцами. – Это не за тобой охотятся.
Должна признаться, что я остолбенела, и у меня появилось странное ощущение, что… Сказать, «что я сплю» – глупо, потому что такое ощущение у человека в здравом уме может появиться только в дурном романе – и тогда он обязательно ущипнет