Дом странных детей. Ренсом Риггз

годы они разрабатывали торфяник возле большой груды камней. Парень так хорошо сохранился, что они решили – на Кэрнхолме орудует убийца. Но полицейские, которых вызвали рабочие, обратили внимание на каменный лук у него в руках и ожерелье из человеческих волос на шее. Сейчас таких не делают.

      Меня передернуло от отвращения.

      – Это похоже на человеческое жертвоприношение.

      – Вот именно. Его придушили, притопили, вырезали у него внутренности, а напоследок ударили по голове. Мне кажется, те, кто это делал, немного перестарались. А ты как думаешь?

      – Наверное, вы правы.

      Мартин прыснул со смеху.

      – Наверное!

      – Ну хорошо, хорошо, конечно, перестарались.

      – Вне всякого сомнения. Но самым удивительным для нас, современных людей, фактом является то, что, по всей вероятности, он пошел на смерть по доброй воле. Я бы даже сказал, что он стремился к смерти. Его племя верило в то, что болота, и в частности наша местная трясина, служат входом в мир богов, а значит, просто идеальным местом для того, чтобы предложить им самый драгоценный дар – себя.

      – Что за бред!

      – Тут я с тобой соглашусь. Хотя нетрудно предположить, что те тысячи разных способов, которыми мы убиваем друг друга, тоже покажутся бредом людям будущего. Да и вообще, трясина не такое уж скверное место и вполне подходит на роль входа в потусторонний мир. Это ведь не совсем вода и не совсем суша. Это нечто среднее. – Он склонился над ящиком, изучая лежащую внутри фигуру. – Не правда ли, он прекрасен?

      Я снова перевел взгляд на удушенное, освежеванное и утопленное тело, каким-то образом в процессе столь сложного убийства обретшее бессмертие.

      – Мне так не кажется, – покачал я головой.

      Мартин выпрямился и вдруг заговорил напыщенным тоном.

      – Приди же и взгляни на смоляного человека! Он возлежит здесь в черноте, чернее сажи нежное лицо, усохли руки, ноги, в головешки обратясь, в обломки кораблекрушенья, остатки плоти – что увядшая лоза! – Он выбросил вперед руки и подобно эпатажному актеру засеменил вокруг витрины. – Приди же, восхитись жестокой красотой его ранений! Извилистый узор от лезвия ножа, веревка, впившаяся в горло, и камня рваный след, кости осколки – все на виду! Плод ранний сорван и отброшен – искатель Благодати, ты, старик, обретший юность навсегда, – в тебя почти влюблен я!