– Так то ж в Африке, Сураев.
Хотел было её подколоть, что сама собралась как раз в Африку, но передумал. И не понравилась ему собственная горячность. На работе Шамаш избегал высказываться в политических спорах, но любил слушать пикировки программистов, а дома, на кровати, порой обдумывал услышанное.
– …через Израиль. Господи, да какая из меня еврейка? Но это сейчас единственный безопасный путь. Признаться, я ведь всегда немножко стеснялась покойной мамы. Ты помнишь её, Сураев? Не хочет, а кричит, эта южная ранняя старость, её манера руками вот так. Теперь я благодарна ей. Оказалось, мама оставила мне наследство.
Шамаш наставил уши. Он тоже одно время стеснялся своего отца, точнее отцовского занятия, но никогда и никому в этом не признался бы.
– Я ведь могла бы уехать тогда с Флоридисом. Да только зациклило: родину не покидают! Папа буквально на уши встал. Воспитали, сволочи! Песня была: «Но родина одна. Одна, запомни, журавлёнок, это слово!» Запомнил журавлёнок. Тоже мне родина: отец из русских русак, а мать – еврейка из Бердичева! Знаешь, мы, бабы, слишком послушны, слишком уж поддаемся на всякую агитацию.
«Уж кто-кто, а ты такая послушная…» – подумал Сураев.
– Так нет, развелись. Я и после развода боялась, что брак с Флоридисом помешает защититься: он тогда уже вышел из своей компартии.
– Не знал.
– А с какой стати ему тебе об этом докладывать? Флоридис умел держать язык за зубами… Даже я, жена как-никак, узнала в нашем парткоме. Представляешь? Однако и с защитой, и по партийной линии обошлось. А Флоридис помогал, и когда я уже вышла замуж за Эдуарда. И потом, когда жила с Мишкой-подлецом… ну, который укатил с той девкой-кацапкой в Воронеж. Да что тебе рассказывать, такого и ты хлебнул.
Шамаш кивнул, не подавая виду, как ему неприятно, что Милка вспомнила о его сердечной трагедии. И отчего бы, спрашивается? И зачем такие слова? Трагедия – это когда человек умирает от голода или истекает кровью, подорвавшись на мине… Однако Генка-то каков!
– Вот уж не думал, что наш Генка способен на такое постоянное, сильное чувство.
– Постоянное, да. Только чувство было иное, не то, о котором ты, должно быть, подумал. Речь идет о чувстве долга, Сураев. Ты наелся?
– Спасибо. Теперь бы… Как тут у вас с горячей водой?
– С утра была. Посуду за собой сможешь помыть.
– У нас давно уже нет горячей. Холодные души, конечно, отлично взбадривают, да только…
– Я пошутила, здесь колонка. За газ, правда, энергетическая компания дерет нещадно, не глядя, что с соплеменников… Ладно, иди в ванную. А пока наберётся, попробую обзвонить ребят.
– Постой-ка. Мне только сейчас пришло в голову. А ты не можешь ли разве просто ускорить отъезд? Попросить, чтобы тебя отправили ближайшим рейсом?
– Размечтался… Мое дело всё ещё рассматривается. Говорят, визу придется ждать не меньше месяца. Валяй, запирайся.
Конечно, если самолетом, без