В стране врагов. Джеймс Уиллард Шульц

выбрался из рощи, заполз в кустарник и тщательно прицелился в корову-двухлетку, которая, напившись, вышла из реки, чтобы попастись. Бабах! Моя пуля пронзила ее легкие, она сделала два-три прыжка и упала. Стадо, напуганное моим выстрелом, помчалось вниз по долине. Мы вернулись в рощу, закончили разгружать лошадей и потом вернулись, чтобы разделать мою добычу и забрать язык, печень и лучшие части мяса. Я был так рад, что хорошо управился с ружьем, а мама так гордилась моей меткостью, что на время мы забыли об опасностях, к которым вел нас отец. Она спела несколько песенок, пока жарила нам нарезанные на ломтики печень и язык, и была очень разговорчива¸ пока мы ели эту отличную пищу.

      Когда мы закончили есть, отец сказал:

      – Немного выше, как вы знаете, находится место, где играл Старик⁴. На том месте, когда он ушел, остались большие круглые камни, которые катали он и Красный Старик, пока играли друг с другом. Это место очень святое, так что я должен пойти туда¸ помолиться и лечь спать, и, быть может, получить видение о том, что нам делать дальше. Не бойтесь, вы двое здесь в полной безопасности. Ложитесь спать, и, если вы проснетесь прежде, чем я вернусь, приготовьте побольше еды, ешьте и терпеливо ожидайте моего возвращения.

      Ни я, ни мама ничего на это не ответили. Мы с печалью смотрели, как он берет свой сверток со священным талисманом, чехол с луком и стрелами, и уходит от нас. Наши страхи вернулись и были сильнее, чем прежде; сильнее, чем прежде, мы хотели вернуться в большой лагерь нашего народа. Моя мама усадила меня рядом с собой; она обняла меня и заплакала.

      Меня одолела злость.

      – Это неправильно – мы не должны быть здесь и ночь за ночью уходить от своего народа дальше на юг, в страну врагов. Давай сейчас, пока есть возможность, сядем на лошадей и вернемся как можно быстрее! – сказал я.

      Мама выпрямилась и уставилась на меня широко открытыми глазами.

      – Даже если я буду точно знать, что он ведет меня к смерти, я не покину своего мужчину! – крикнула она. – А ты, его сын, которого он так любит – пусть даже он всегда молчит и странно себя ведет – как мог ты предложить нам оставить его? Подумай! Как могу я согласиться с этим, неужели ты действительно готов прямо сейчас покинуть его и вернуться?

      – Нет. Я был зол; я не это хотел сказать. Куда бы он ни шел, мы должны идти за ним. Но как это тяжело! Он так непонятно поступает! Что же такого постыдного он совершил, что это не дает ему покоя и он не может оставаться со своим народом?

      – Ах! Если бы я это знала! Против него никто ничего не говорил. Я уверена, что он сам вообразил, что сделал что-то не то, – ответила она.

      – Ну так почему бы не спросить его об этом? Быть может, ты сможешь уговорить его вернуться…

      – Ты не хуже меня знаешь, что нельзя задавать вопросы жрецу Солнца. Только он сам может решить, сказать ли о том, что заставило его так поступить, – ответила она.

      Мы очень устали после долгой поездки. Мы прекратили разговор, легли рядом и уснули.

      Меня разбудила мама, она шептала мне на ухо:

      – Проснись.