Если пилотов неприятельских «Сейбров» эвакуировали уже появившимися в то время вертолётами, и для их спасения задействовались специальные группы спецназа, то молодому советскому лейтенанту крепко вбили в голову, что в случае угрозы плена он обязательно должен успеть застрелиться. И Павел не сомневался, что выпустит обойму в настигших его врагов, а последнюю пулю направит себе в висок. Но вышло немного иначе. Под утро он отключился. В это время его обнаружила на опушке леса группа крестьян. Местные жители были очень злы и собирались забить лётчика мотыгами. Но в последний момент появился молодой парень и указав на Беркута, что-то крикнул своим, остановив расправу. Его укрыла в земляной норе у себя под домом простая крестьянская семья. Позже, когда Беркута передали союзникам-китайцам, крестьяне через переводчика объяснили русскому, что накануне какой-то самолёт долго летал над их деревушкой и расстреливал дома и людей. Поэтому местные жители посчитали что он и есть пилот-убийца. А уцелел он потому, что деревенский активист заметил, что у раненого лётчика трудовые крестьянские руки и крикнул односельчанам, что американский воздушный каратель-империалист не может быть из простого народа…
Павел и вправду тогда был совсем другим – простым рабочим парнем! Это теперь он окружён всякого рода дельцами, «доставалами» и идеологическими перерожденцами. Да и в нём самом, к сожалению, всё меньше истинного коммуниста…
Промывая над раковиной проточной водой из-под крана порезанную осколками бокала ладонь, Павел был мрачен. Перевязав рану, он снова вернулся к окну и стал полной грудью вдыхать прохладный воздух.
На кухню зашли двое. Выяснилось, что концерт в гостиной «прерван на антракт».
– Вот бы пивка сейчас холодненького! – трогая себя за горло, просительно взглянул на хозяина один из гостей. Они были немного знакомы, этот подтянутый худощавый мужчина лет шестидесяти с бледным костистым лицом был композитором, чьи произведения звучали во многих фильмах и мультиках.
Павел широким жестом распахнул финский холодильник самой желанной для советского человека марки «роза и лев». Холодильник был весь заставлен импортными баночками, соусами, бутылочками.
– Ого! – воскликнул только входящий в моду спутник пожилого композитора, 37-летний начинающий драматург.
– А вы привыкайте, коллега, – обернулся на голодного товарища музыкальный деятель, – теперь и вы сможете многое себе позволить.
Драматург просиял. Он действительно был на взлёте. Будучи провинциалом, приехал в Москву из Алма-Аты. Его пьесы в этом сезоне впервые имели оглушительный успех: их поставили сразу несколько столичных театров, а известный кинорежиссёр запустился со сценарием, написанным по мотивам его повести. Хотя, строго говоря, молодым и начинающим его назвать было трудно, просто талантливый провинциал долго был никому неинтересен и не нужен в столице.