Павел был так поглощён происходящим, что едва сдержался, когда прилипчивый сосед снова положил ему лапу на плечо.
– Да что вам ещё нужно? – сердито дёрнул плечом Беркут и сурово покосился на прилипалу.
– Да вы обижайтесь на меня не, – примирительно прошептал сосед.
– С чего вы взяли, что я обижаюсь?
– Это хорошо. Жена у вас чудо. А вы, когда вернётесь из космоса, позвоните.
Сосед достал из кошелька пятидесятирублёвую купюру и прямо на профиле Ленина записал свой телефон.
– Это не к чему – отказался Беркут.
– Да бросьте! – очень неприятно, – с видом полного превосходства, захихикал «автофирмач». – Всё равно вам без нас не обойтись, машины-то у всех ломаются – и у космонавтов, и у академиков! – С этими словами делец засунул подписанную купюру в нагрудный карман пиджака космонавта. Он сделал это всё с той же хозяйской ухмылочкой – словно сунул чаевые ресторанному «халдею» или швейцару.
В руке Павла хрустнул бокал из толстого хрусталя. Он резко поднялся из-за стола, сделал несколько шагов по направлению к двери, как вдруг внезапный спазм пронзил ему грудь, сердце сдавило так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Мужчина застыл, пронзённый резкой болью; немного постоял, потом всё же нашёл в себе силы дойти до кухни. Там он сразу направился к окну и настежь распахнул его: на улице моросил дождь. От свежего воздуха боль в груди немного отпустила, но настроение было паршивей некуда. Рука сама полезла в карман за пачкой папирос. «Так, стоп! – одёрнул он себя. – С куревом пора завязывать, иначе точно спишут к чёртовой матери!». Ему ли было не знать суровую профессиональную статистику: 80% лётчиков-истребителей списывают с лётной работы вскоре после тридцати – серьёзные перегрузки буквально выжимают из человека здоровье. Рано или поздно старые травмы, которых за долгую службу в боевой авиации было немало, напомнят о себе. Он итак уже лет десять летает «сверх плана», да ещё второй раз в космос собрался. А раз так, то надо поберечь здоровье. Смятая пачка «Мальборо» полетела в мусорное ведро. Естественно, настроение от этого не улучшилось.
«А может, – ну оно всё к лешему! Уйти самому из отряда космонавтов, пока всё не открылось на медкомиссии и меня не выперли с позором? – спросил он себя напрямик, и ужаснулся такой мысли. Без любимой профессии жизнь теряла всякий смысл, ведь это фактически последнее, что у него осталось. – Нет, надо держаться, пока меня, словно старую скаковую лошадь, содрав предварительно с копыт подковы, не отправят на мясо».
В первую очередь это необходимо ему самому! Ни Вика, ни эти двое самовлюблённых учёных павлинов никогда не смогут понять такого, как он – человека,