После кончины А. А. большинство этих стихотворений были напечатаны в журналах. Теперь у меня осталось немногое, но драгоценное. Объясняю, что:
Первое. Несколько – 3-4-5 стих. из «Бега времени», либо нигде не печатавшихся, либо печатавшихся очень давно (в двадцатые годы). Второе. Вам, наверное, известно, что Ахматовой был написан целый цикл стихов, посвященных событиям 37–38 гг. Из этого цикла только три стихотворения напечатаны у нас. А ведь «Реквием» по-русски и не по-русски, к стыду нашему, напечатан только за границей.
На моих глазах в 62 г. А. А. предложила его журналу «Новый мир» – не напечатали. Включила «Реквием» в «Бег времени» – выкинули. А между тем, это великое произведение русской поэзии, и чем скорее оно будет опубликовано, тем лучше. Имеет ли смысл послать вам «Реквием»? Или прислать отдельные стихи разных лет? Телеграфируйте, я вышлю немедленно. Однако зря посылать «Реквием» мне не хочется – если шансов нет совсем.
Жму руку
Л. Чуковская»
«Реквием» я не стал даже просить, хотя безумно хотелось прочитать его. А подборку малоизвестных стихов Ахматовой мы включили в номер, да еще съездовский, снабдив врезкой, написанной Лидией Чуковской.
Однако перед засылом в набор произошла осечка. Один из членов редколлегии запротестовал – зачем нам печатать публиковавшиеся, пусть давно, стихи Ахматовой, да и вообще не стоит лезть на рожон.
Единственный выход, который мы видели для спасения подборки, был прост, но чреват неприятностями – снабдить материал шапкой «Первая публикация». Эта рубрика была у нас традиционной, и мне ничего не стоило поставить клише.
Боже, какой бурный протест вызвало наше самовольство у Лидии Корнеевны.
«Нет, уважаемый Борис Львович, извинить самоуправство редакции я не могу, – писала она возмущенно, – оно неизвиняемо. Лайте в следующем номере исправление ошибки…»
Мы не стали упрямиться.
Вскоре я ушел из журнала, но о благом намерении напечатать стихи Иосифа Бродского и сейчас приятно вспомнить. А лично познакомиться с Бродским мне так и не довелось. Хотя мы и встретились в Венеции. Иосиф Александрович держался отчужденно, а может, мне он только показался немного надменным. Во всяком случае, я не стал представляться ему и только повторял про себя стих одного несостоявшегося поэта:
Ты теперь не там живешь,
Не так живешь.
Ты меня не так поймешь,
Вовсе не поймешь…
Другим радостным событием для нас стала декада русской литературы. Замаячила возможность съездить в Москву для сбора материала и выпустить приличный номер.
Редактор легко согласился с нашими доводами, и вот Эдик и я очутились в столице.
Нагибины жили на даче в Красной Пахре. Мы созвонились, и Юра в тот же день прислал за нами машину. Захватив художника