Третье утро стало точной копией предыдущих дней. Редактор приказал сотрудникам выдворить назойливого шарманщика. А через полчаса тот как ни в чем не бывало занял свой пост. Он крутил шарманку, изредка поглядывал на затаившегося комсомольского поэта, который многообещающе размахивал пачкой денег.
К. Л. потерял покой и даже, как потом признался, сон. Работа редакции была парализована. Наш поэт довольно потирал руки.
Но в конце концов и ему осточертела эта страшная месть, а может, деньги кончились? Жизнь редакции вернулась в нормальное русло. И все же К. Л. с тайным страхом нет-нет, да выглядывал в окно, ища глазами шарманщика.
Случай этот послужил ему хорошим уроком. С того дня К. Л. больше не увольнял нерадивых сотрудников, а пристраивал в другие редакции.
В то смутное время проклевывалось новое поколение русской поэзии, и мы страстно желали привлечь молодых поэтов к сотрудничеству в «Лит. Грузии». Но как? Одними скромными гонорарами за переводы заманить их было очень трудно. Вот мы и прибегли к «маленьким хитростям». Стали печатать рядом с переведенными стихами оригинальные произведения русских поэтов. Так налаживались связи, завязывались дружеские отношения. Русские поэты все чаще приезжали к нам, и мы получали помимо переводов еще и стихи, внушенные грузинскими впечатлениями. Такие подборки мы вскоре стали печатать и без обязательного соседства с переводами.
Стихотворение о Грузии, заключающее поэму Б. Ахмадулиной о Пастернаке, послужило лишним предлогом для опубликования всех глав. Хотя эта публикация не осталась безнаказанной. Белла ни разу не упоминает имени героя поэмы, однако «Комсомольская правда», неэтично раскрыв кавычки, обрушилась на нас с резкой статьей. Одного только не учли комсомольские вожди – благородного характера грузин. Борис Пастернак слишком много сделал для грузинской поэзии, и никто не стал наказывать нас за поэму о нем.
Раз уж к слову пришлось, низко поклонюсь Грузии, радушию ее народа и повторю вслед за Беллой: «Он утверждал: между теплиц и льдин, чуть-чуть южнее рая, на детской дудочке играя, живет вселенная вторая и называется – Тифлис».
Помню, мы с Беллой зашли к моему приятелю в ЦК, а вечером она мне сказала на прощание: «Что вы за народ, грузины? У вас даже в ЦК работают милые люди». Вообще Белла воспринимала меня только в контексте с Грузией, и это мне понятно, но почему Виктор Некрасов, даря мне, уже израильтянину, в Италии свою фотокарточку, подписал:
«О, Грузия! Приятно с ней встретиться в Венеции!
В. Некрасов 2.12.88»-
не знаю. Впрочем, догадываюсь…
Совсем недавно мне позвонил племянник Девик Гахокидзе и поздравил. Я не понял, с какой радости. Он удивился, ты не читал в книге «Избранное» Беллы Ахмадулиной стихи о Бобе и Эдике? Я не поверил своим ушам.
Белла, родная, вспомнила нас в новом тысячелетии и, словно в подтверждении моих слов о «контексте с Грузией», прислала стихотворный привет.
В грехах