Бац! Еще одна – с условно раненой стороны – прилетела не менее хлестко.
– Значит, – улыбнулся я, – действительно все зажило.
– Ах ты! – чуть не задохнулась от ярости девушка, – ты еще смеешься! Вот я бабуле все расскажу!
Она оттолкнула меня с силой, какую я никак не ожидал в девичьих руках, вскочила на ноги и, придерживая обрывки платья на плечах сразу обеими ладошками, умчалась вниз. А я остался на этаже в одиночестве; с той же ухмылкой на губах, и растущей паникой внутри себя. Это я представил себе рассказ Катеньки бабуле, и ее реакцию. Объяснять же реальное положение дел я не собирался; во-первых – не поверят же, а во-вторых… не собирался, и все. Что-то противилось этому.
Увидеть, что творилось снаружи, и внизу, было нетрудно. По мере того, как я поднимался, передо мной возникали: сначала все то же низкое тяжелое небо, в котором где-то на горизонте проглядывало солнце; как бы не крупнее того, что сопровождало нас по пути в «Панораму». Его уровень над горизонтом, кстати, показывал, что или прошли почти сутки, и начался новый день, или время, вместе со светилом, отступило назад; часика так на три.
Следом показались все такие же дубы. Только горных вершин не было – ни заснеженных, ни голых, с дымкой. Я мигнул.
– Точно – нет. А внизу?
Внизу первым делом я нашарил взглядом бабулю. Немудрено – она «сверкала» ярче всех. Ну, как сверкала – если так можно было назвать тьму, которая клубилась внутри ее еще крепкого тела. Интенсивную такую тьму, которая – почему-то подумалось мне – не была привнесена, как Катеньке, раной (тут бы понадобилось сотня ран) а была природной; изначальной или взращенной многолетними тренировками. Рядом с ней уже стояла и что-то говорила Катенька, по-прежнему светившаяся зеленым. Только, кажется, уже чуть менее интенсивно. Она так яростно размахивала руками, показывая чаще всего в мою сторону, что легкие зеленоватые облачка так и отлетали от нее, заставляя бабулю морщиться.
– А может, она морщится; точнее – скалится по другой причине? О – ёбтыть!
Бабуля тоже махнула рукой. Но более яростно и прицельно, чем внученька. И прямо в меня полетел темный сгусток чего-то такого ужасного, что я предпочел бы выставить ладони еще раз против метеорита, чем против «этого». Я просто шагнул вправо, под защиту такого тонкого и хрупкого в этот момент стеклопакета. Черная клякса основной своей массой влетела на этаж, и так же успешно пролетела сквозь него, сгинув где-то среди дубов. Показалось, что кто-то там среди лесных великанов крякнул в изумлении и возмущении. Краешком клякса задела целый стеклопакет. Чернота вляпалась в стекло, и стекла по нему липкой неприятной массой. Я шагнул еще правее, к следующему стеклу – туда, где невесту