– И еще один вопрос, – шальную мысль удалось отогнать достаточно легко, – зачем все это? Такое ощущение, что Эмрел забрал с собой все самое ценное. Зачем? Мысль приходит только одна – он не собирался возвращаться. Почему? И тут предположение только одно. Возвращаться ему смертельно опасно. Значит, он узнал что-то, что ему знать не положено. Почему-же его тогда отпускают, да еще так далеко? Ха – одно предположение за другим. Так далеко можно забрести в дебри собственных фантазий. А что – попробуем. Предположим… Есть у него какая-то тайна; какой-то грех. То, что еще не стало известно другим, прежде всего Главе Тихой стражи. Но может вылезти в любой момент. Вот он и собрался в путешествие… в один конец. А тут я, со своим кристаллом. Ну, ладно. Примерное направление сборов понял; надо ехать домой. Фанел! Роняй его на пол, да свяжи опять покрепче. И подавай карету. Едем домой.
Глава 3. Запретный лес. Михаил Столбов
Очнулся я резко, рывком. Скорее всего, сразу после того, как меня, а вместе со мной и город с «Панорамой» в центре погребла под собой каменная громадина. Сразу – потому что не успел упасть, или отшатнуться от бронированного панорамного стекла. Даже рук от него не оторвал – так и держал их перед собой, словно пытался остановить тот самый чертов метеорит.
– И ведь получилось? Получилось?! Или никакого метеорита не было? И город…
Города, кстати, тоже не было. Если только меня не обманывали глаза. Впереди, метрах в двадцати, не дальше, стоял лес. Из тех, какие называют вековыми. Я бы назвал его даже многовековым. Причем деревья – толстенные и высоченные, как на подбор – росли редко, словно ограниченные каждое ареалом питания, которого они больше никому не уступали. Даже траве – судя по тому, что лесная подстилка состояла исключительно из опавших листьев разной степени усыхания, и каких-то плодов, похожих, наверное, на желуди. Почему желуди? Так и деревья, что стояли мрачными колоннами, с листвой, совершенно не дрожавшей на ветру, были похожи на самые обычные дубы. Только агромадной величины. И еще – они были словно нарисованы; на картине, с обратной стороны панорамного стекла. Только вот никакого стекла не было. Я невольно мигнул, и какая-то преграда на месте бывшего толстенного окна все же проявилось. В виде столь же прозрачной, чуть мерцающей пленки. До которой от моих пальцев было…
– Да всего ничего, – пробормотал я, переводя взгляд уже на свои руки.
Они тоже мерцали каким-то неестественным блеском. Нет – не мерцали, а буквально полыхали внутренним огнем, по сравнению с которым слабая пелена нового панорамного ограждения как-то совсем не катила. Интенсивностью своей