– Попробуйте овсянку. Она сегодня особенно хороша.
– Я скорее собственный язык жевать стану.
Она зачерпнула полную ложку каши и сунула в рот. Он отвел взгляд от ее шевелящихся губ. Господи, у него от голода разум помутился! Наверняка женщина, которая ест овсянку, – наименее эротичное создание во Вселенной.
– Полагаю, вы велели все это подать, чтобы досадить мне. – Константин говорил раздраженно, но, черт побери, он за себя не отвечает, когда голоден, а ему подсовывают размазню, которая годится только для инвалидов и младенцев.
Леди Роксдейл подняла брови, похоже, искренне удивившись.
– Почему? Мы с Фредериком каждый день ели это на завтрак. Спросите повариху, если мне не верите.
Она промокнула губы салфеткой и поднялась, съев, как он заметил, очень мало. И в свойственной ей манере добавила:
– Поскольку вы не потрудились заказать то, что любите, повариха приготовила обычный завтрак.
Так от него ждали, что он закажет себе завтрак? А он считал, что завтрак здесь нормальный, как в доме каждого английского джентльмена.
Это его ошибка. В Лейзенби-Холле нет ничего нормального.
Константина вдруг охватило глубокое сочувствие к своему предшественнику. Бедный Фредерик. Неудивительно, что он умер, если каждое утро был вынужден давиться этим месивом.
Леди Роксдейл вскинула подбородок:
– Если вы сообщите о своих предпочтениях, я это закажу.
Если он позволит ей хотя бы временно командовать домашним хозяйством, то никогда от нее не избавится.
– Не нужно.
Он поймал ее за локоть, когда она проходила мимо. Ее голая рука была теплая и нежная, совсем не как ее характер. Ощущение ее плоти отозвалось в той части его тела, которую он намеревался держать под контролем в ее присутствии. Под страхом смерти, если верить Монфору.
Задохнувшись, Джейн дернула руку. Щеки ее порозовели.
– Вы забываетесь, сэр!
«Нет, я как раз помню».
Константин смотрел в ее глаза, теперь потемневшие от тревоги, смущения и чего-то еще, возможно, от предвкушения. Порыв заставить эти глаза закрыться от чувственного наслаждения едва не затмил его здравый смысл.
Ведь он же не юнец, чтобы жаждать ее только потому, что она запретный плод. Хотя он горел желанием выяснить, сможет ли так же выбить ее из колеи, как она его выводит из равновесия.
А почему нет? Прошлой ночью он заглянул за ее ледяную оболочку и увидел под ней мерцание страсти. Почему бы не раздуть эти тлеющие угли в пламя?
– Я переселяюсь в покои барона, – сказал он и заметил, как вспыхнули ее глаза, как дрогнула шея, когда она сглотнула. – Вы же знаете, что это рано или поздно произошло бы.
Он ослабил хватку, превратив ее в ласку, и провел кончиками пальцев по ее руке. Эта нежная податливая кожа чуть его не прикончила. Он хотел касаться ее, целовать, пробовать на вкус, взять в плен каждый дюйм плоти.
Ее веки чуть