– Но ты росла без матери до четырнадцати лет!
– И наверняка психолог, если бы он у меня был, страшно бы этому обрадовался и развил тему на пятьсот сеансов. Но – ты, конечно, не обижайся – у меня было счастливое детство. Я любила бабушку. И тебя тоже любила, и не чувствовала твоего отсутствия. Знала, что ты обязательно будешь в Белогорске на каникулы, на Новый год, на майские, готовилась, радовалась. И мы к тебе ездили на ночном поезде, и это тоже было приключение, праздник. Я помню квартиру, которую ты снимала на Петроградке, в ней предыдущие жильцы оставили старенькую деревянную лошадку с красным седлом. Я на ней каталась. Было здорово.
И тут я заметила, что мама жует пирожок с вишней и плачет. До этого сидела вся прямая-прямая, с вытаращенными глазами, а тут потянулась к пирожку от Козлюка, откусила, и сидит вытирает слезы.
– Так, женщина-праздник, хватит реветь, – сказала я как можно мягче. Я до сих пор теряюсь, когда мама плачет, и мне почему-то в ответ всегда хочется ей нагрубить.
– Это я от радости, – всхлипнула мама. – Я-то думала, всю жизнь тебе испортила, а тут, а тут…
И она заплакала уже во всю мощь, покраснела даже, и правый глаз вытерла пирожком. Трогательная и маленькая такая. Точно сейчас начну грубить!
– Ну мам! Ты бы спросила, как мне понравилось мое детство, я бы давно поделилась воспоминаниями. Тогда уж сразу вдогонку вот что скажу: я дико рада, что узнала о Геннадии. Я-то думала, тебя в жизни никто не любил. А тут – сбежал из семьи, дал байстрючке Антонине свою фамилию. Большое чувство, настоящий мужик. Одна радость. Кстати, а где твой изобретатель Валерий? Давно его не видно.
– Выгнала, – заплакала мама счастливо. – В феврале еще.
– Н-да, мы и правда редко разговариваем…
– Вы, кстати, с Кузей в тот день были у меня в гостях. Ты еще рассказала, что Вениамин с тепленькой Катериной общается. А я Валере писала, чтобы забрал свою дурацкую вафельницу. Он ее годами пытался превратить в устройство для зимнего запуска «жигулей». Не превратил. Забрал. Уехал гордо на глохнущих «жигулях».
– Синхронно, однако, – улыбнулась я. Мне было так легко, будто это мою старую заскорузлую тайну открыли ко всеобщей радости. – Значит, обе начинаем новую жизнь. Без вафельниц. И безо всяких мужиков на букву В.
– Посторонним В., – сказала мама и сунула мне в руки пирожок. Она уже совсем не плакала.
5. Родственные уши
Рано утром я проснулась у мамы с одной явной и тревожной мыслью: надо прямо сегодня поговорить с Кузей обо всех переменах, которые нас с ним ждут. Конечно, мне удобно молчать как можно дольше. Но я и так слишком много всего делала как мне удобно – беременной работала, кормящей фрилансила, в полтора года оставила ребенка со свекровью и вышла в штат на полный день, а в три года отправила в детский сад. Конечно, я радовалась, что ему там сразу так понравилось. В первый садовский день Кузя спокойно и деловито пошел строить пирамидку, вместо того чтобы рыдать и проситься к маме, как