Но из-за чего Гарт выглядит столь настороженным? Из-за старых историй, до которых никому нет дела? Вряд ли, парень и сам относится к россказням с юмором, только бы непомерную гордость не задевали. А она могла бы и потерпеть… Или же потому, что Бартир наслаждается свежей добычей, пока сам Гартиммер прохлаждается? Нет, дело в другом… Так почему Гартиммер уставился на этот злополучный трофей, уж не второй ли самородок в нем?
– Что у нее с брюхом, – поморщившись, спросил он, – почему оно так вздулось?
– Ха, наверняка пригоршню алмазов проглотила!
Язвительный гогот разнесся еще пуще прежнего – теперь для всего корабля наступило утро, в этом можно не сомневаться. А доказательством служил нецензурный бубнеж и вселенские проклятия, доносящиеся сокрушительным градом со всех четырех сторон.
– Чем она хуже твоей, или ты просто завидуешь?
– Я не говорил, что она чем-то хуже. Вспори ей живот, и посмотрим…
– Ага, только не вздумай после позариться на мое сокровище! Иди сюда, родная, – крепкая хватка удержала дергающийся хвост, а острая сталь кинжала свободно погрузилась в мягкое нутро.
Внутренности поползи наружу.
– Оставь себе…
Коротышка едва успел докончить фразу и отвернуться, как собственное содержимое желудка рьяно запросилось на палубу. Одежда знатно замаралась.
Из распухшего нутра показалась желтоватая голова червя, плавно переходящая в гладкое тельце. Паразит удлинялся, легко выбираясь из, наверное, бездонного чрева хозяина, ведь он так и не вылез полностью. В один момент тонкое чудовище остановилось, приподняло кончик к верху, как бы осматривая обстановку. Оно покачалось из стороны в сторону, попыталось вернуться назад, в благоприятные условия.
От вида извилистых движений желтого солитера становилось дурно. Бартира едва не заштормило. Червь петлял и выворачивался, отчаянно пробивая дорогу к «родному дому». Вернуться первопроходцу помешали недовольные соседи. Те преградили незадачливому исследователю путь. Они шквалом вылезли на забрызганный пол драккара. Целый клубок кишащих тварей устроил бурю в животе у рыбины, что та мучительно задергалась в предсмертной агонии. Селедка неугомонно шевелила мертвыми устами, да вот только звука из них вовек не услышать. Наверняка, отборная ругань и брань на весь свет, но кого это трогает?
– Черт, – взвился коротышка, – да убери ее в пекло!
Моряк подергал колтуны возле висков, один из них он лихорадочно скрутил и сбил еще плотнее. Сморщился и приложил массу усилий, дабы из надутых щек не полился фонтан кислой рвоты, однако превозмог. Он выметнул селедку вместе с тошнотворным клубом за борт. Первый улов также не избежал скорбной участи и отправился следом. Бартир долго и тщательно отмывал руки, невзирая на ледяную воду в бочках. Весьма удивительно для человека, не отличающегося любовью